Борис Минаев - Ельцин

Пленум ЦК поручил Комитету партийного контроля при ЦК КПСС провести «проверку» деятельности товарища Ельцина. И создал комиссию для этой проверки.

Справедливости ради хочу заметить, что членство Ельцина в ЦК уже тогда, в 1989 году, выглядит действительно странно. Он и по внутреннему ощущению, и по идеологии, и по способу жить давно уже вне этой партии. Вот он дает интервью корреспонденту Би-би-си:

— …Многие смотрят на вас как на альтернативу, как на основателя новой партии, новой системы в Советском Союзе.

Ельцин отвечает:

— Я не давал оснований так думать. Другое дело, что у меня в программе есть целая серия очень революционных… мер. Но я не основатель новой политической оппозиции. Не лидер оппозиционной партии.

— Но люди хотят от вас этого.

— …Не говорите, что я призываю к созданию оппозиционной партии. Нет! Для этого еще нет условий.

Ельцин имеет в виду простую вещь: он еще сам не готов к созданию альтернативной партии. Он и впрямь по своей натуре человек глубоко государственный. Членство в ЦК КПСС помогает ему сохранить это ощущение, хотя само по себе уже выглядит анахронизмом — слишком быстро развиваются события. Стихия народной поддержки, народного гнева — кромсает это самоощущение в клочья. Он с системой или против нее? Он внутри системы или уже вне ее?

Пожалуй, Ельцин в 1989 году и сам не знает ответа на этот вопрос.

Однако атака «рабочего Тихомирова» придает ускорение его предвыборной кампании. То, что еще не было сделано его «доверенными лицами», его активистами, его листовками — доделал этот знатный рабочий. Москва взорвалась от возмущения.

На другой день после публикации письма Тихомирова в «Московской правде» в центре Москвы собрался митинг в семь тысяч человек.

Через несколько дней после пленума — еще один митинг, десять тысяч человек.

Затем Ельцин выступает на АЗЛК, по заводскому радио. Там его, прямо на своих рабочих местах во время обеденного перерыва, слушают 70 тысяч человек. По всей стране в это же время идут десятки митингов в его защиту. Один из самых известных — в Уральском политехническом институте, где его хорошо помнят. Это была первая мощная волна митингов в защиту Ельцина, и детали этих событий весьма примечательны.

Москва. Улица Горького, памятник Юрию Долгорукому (он весь оклеен листовками и плакатами: «Ельцин — народный депутат!», «Руки прочь от Ельцина!»). Из мегафона звучит напряженный голос: «Люди чувствуют обман и ложь… Десятки лет нам твердили, что народ и партия едины… Теперь ясно, что авангард партии, ее Центральный комитет, пошел против народа…»

«Ельцин! Не трогайте Ельцина! Ельцину — да! Мафии — нет!» — скандирует толпа. Милиция блокировала площадь.

Вдумайтесь в эти факты.

Митинги на крупнейших заводах, в институтах, на окраинах и в центре столицы. Официально Ельцин пока еще никто, кандидат в депутаты. «Пропустят» его на съезд или нет, еще вопрос. Почему же милиция разрешает эти митинги? Почему заводское или институтское начальство не боится их проводить?

Ответ один — система уже не работает так, как раньше. Полностью ограничить свободу выборов уже невозможно. Не пустить Ельцина на завод тоже невозможно — этому воспротивится заводской комитет. Запретить митинг в институте невозможно — по той же причине. Ельцин — один из тех таранов, которые «пробивают» эту новизну: то есть невозможное делают возможным.

На том самом пленуме, который устами рабочих, колхозников и сапожников так жестко осудит Ельцина, он, вместе со всеми голосуя за кандидатов «красной сотни», то есть депутатов от КПСС, единственный во всем зале поднимет руку «против» — голосуя против Лигачева.

Сто человек депутатов, за каждого голосуют единогласно, и Горбачев, внимательно глядя в зал под сверкающей кремлевской люстрой сквозь знаменитые очки в золотой оправе, сделает вид, что не понял — «единогласно», «что?», «ты, Борис Николаевич?», «один воздержался». Ельцин не станет уточнять, воздержался так воздержался…

Горбачев как будто извиняется перед залом, как будто ему неудобно за того, кого он позвал за праздничный стол, а этот «гость» так откровенно нарушает правила установленного этикета, ну, ничего, товарищи, мы с ним разберемся, потом…

Но потом, в кулуарах, к Ельцину подходит заслуженный седой маршал и молча жмет руку, а в ответ на удивленный взгляд тихо шепчет: «Я тоже хотел голосовать против Лигачева…»

— Что же не проголосовали?

— Я уже закрыл глаза… начал поднимать руку… духу не хватило…

Духу не хватило? Боевому маршалу?

Выборы. Новые выборы. Другие выборы. Все только начинают понимать их правила. Постепенно. Не сразу. Закрывая от страха глаза.

Но кто-то должен их объяснять. Кто-то первый. У кого хватит духу.

Окружное предвыборное собрание. Колонный зал Дома союзов. Самый престижный, после Кремлевского дворца, зал Москвы. Последняя ступенька перед выборами. Здесь нет митингов и демонстраций. Здесь сидит сытая, хоть и испуганная московская элита: секретари парткомов, руководители предприятий, крупнейшие специалисты, городские чиновники. Этот барьер ему не пройти! Просто по определению они не могут за него проголосовать! Может быть, этим объясняется спокойствие властей, разрешающих все эти митинги? Они верят в избирательный закон, придуманный Горбачевым. Верят, что всё под контролем.

«Всем было известно, — пишет Ельцин, — чем кончится окружное собрание, аппарат наметил двух кандидатов — Ю. Бракова (директора автозавода «ЗИЛ». — Б.М.) и космонавта Г. Гречко. У меня была единственная надежда на то, что все-таки удастся переломить зал и зарегистрировать всех, тогда появлялся реальный шанс. (Закон о выборах оставлял такую лазейку, окружное собрание могло внести в бюллетень двух кандидатов, набравших наибольшее число голосов, а могло всех кандидатов. — Б. М.) Но по настроению зала я чувствовал: в этот раз номер не пройдет, в голове у каждого заученно сидели две фамилии…»

Перед самым собранием космонавт Гречко подошел к Ельцину и сказал, что хочет снять свою кандидатуру. Ельцин не дрогнул ни одним мускулом лица. «Нет, подождите, подумайте…» — тихо, почти не разжимая губ, сказал он Гречко. «Я все решил. Борис Николаевич», — так же тихо ответил Гречко и пошел обратно к своему месту.

Когда космонавт (после того как подробно ответил на все вопросы из зала) подошел к трибуне и сказал, что снимает свою кандидатуру, в зале был шок. Подготовленный сценарий был сорван. Работники горкома партии засуетились, но было уже поздно. Зал дружно голосовал за Ельцина. В бюллетень внесены две кандидатуры: Браков и Ельцин.