Виктор Троегубов - Жизнь в «Крематории» и вокруг него

– Зачем же вылетать? Я могу покинуть «Крематорий» свойственным для человека способом, то есть уйти ногами!

После этого я «стрельнул» у Овсянникова сигарету и вышел в тамбур. Там было жутко накурено: с момента ухода из купе все смолили одну за другой и обсуждали происшедшее. Причем абсолютно все – Мурашов, Россовский и Сараев – были единодушны и расценивали оскорбление Третьякова как нечто недопустимое. Но больше всех неистовствовал Серега, который хотел идти собирать вещи и выходить на ближайшей станции для возвращения домой.

Такая резкая позиция никого кроме Сереги не устраивала, и все наперебой уговаривали его одуматься. Я тоже включился:

– Серега, ты едешь выступать не для Армена, а для кишиневской публики. Тебя ждут! И, кроме зрителей, ты подведешь всю группу. Отыграй концерты, и, если к тому моменту ты не изменишь своего решения, я постараюсь отправить тебя в Москву самолетом.

Мы уговаривали Серегу не меньше часа, и лишь после того вернулись в купе. Армен уже спал, а мы хлопнули по маленькой и начали укладываться. После всей этой истории на душе у всех было гнусно и муторно…

Утро было замечательным. В окна светило яркое южное солнце, и даже ритмичный стук колес являлся жизнеутверждающим. Казалось, что вчерашняя история – некое недоразумение, не стоящее выеденного яйца. Проще всего было бы изобразить, что ничего не произошло вообще. Но выражение лица Сереги Третьякова вряд ли стоило игнорировать, тем более что он нашел момент напомнить мне об обратном билете.

Армен, напротив, вел себя как ни в чем не бывало. Не без ощущения ирреальности происходящего я спросил, хорошо ли он помнит предыдущий вечер. Он ответил утвердительно, добавив, что в чем-либо виноватым себя не считает. Дальнейший разговор на эту тему становился абсолютно бессмысленным, и единственное, что я сделал, – это сказал Григоряну, что хочу поселить его с Дарьей в одной квартире с Серегой, а там пусть сами выясняют отношения. Против этого он не возражал, и я надеялся, что неразрешимая ситуация под влиянием обыденного хода событий рассосется сама собой.

Встречавшие нас устроители концертов на автобусе развезли нас по квартирам молдавских рокеров. Я оказался гостем лидера кишиневской рок-группы «Ракетобиль» Андрея Заноги, но уже через пару часов поочередно посетил всех музыкантов «Крематория». В основном, все были довольны: принимали нас гостеприимно, благо что проблем с вином в Молдове не существовало никогда. На квартире, где жили Григорян с Дарьей и Третьяков, все казалось благополучным, но никаких шагов по примирению Армен так и не предпринял…

Кишиневские концерты проходили в небольших зальчиках мест этак на 300 – 400, но набивались эти помещения под завязку. После первого концерта, состоявшегося на следующий день после приезда, я перебрался на квартиру к Григоряну и Третьякову. Вызвано это было тем, что жить одному, вдали от всех, а стало быть и от места выполнения своих административных и директорских функций, было просто неудобно. К тому же эта квартира располагалась вблизи зала, и мы производили финансовые расчеты именно здесь, а не в закулисной суете. Набегавшийся в последние дни организатор кишиневских концертов Слава Дынго, с которым мы начали выпивать еще в зале, на квартире усугубил и прикорнул на диванчике. Правда через полтора часа он встал, взял портфель и на полном автопилоте отправился домой.

В творческом смысле оба концерта прошли нормально, но – прости, Кишинев – аппарат не давал группе чувствовать себя комфортно. «Крематорий» сделал лишь то, что в данных условиях было возможно.

В ночь после второго концерта мы вдвоем с Серегой сидели за столом до рассвета. Вдруг он начал говорить, что хочет отправиться домой самолетом. Но наш поезд уходил рано утром, так что делать что-либо в этом направлении было уже поздно…

До Москвы доехали без приключений. Внешне все шло как обычно, но Серега был не такой как всегда. Даже его участие в застолье носило совсем иной характер, в нем не осталось и тени присущего для Третьякова сумасшедшего гона…

Сложившаяся ситуация получила логическое завершение в Москве. Как обычно, после приезда участники группы некоторое время не контактируют друг с другом. Видимо, сказывается тот факт, что за несколько дней совместной жизни все друг другу изрядно надоели, а по семьям все, наоборот, изрядно соскучились. Поэтому некоторое время никто не связывался с Третьяковым, а если и разговаривали по телефону, то не уловили никаких странностей.

Приблизительно через неделю после нашего возвращения из Кишинева мы должны были выступить в ДК Московского авиационного института, того самого заведения, которое мы с Арменом закончили в 1984 году. Как ни странно, сольный концерт «Крематория» в ДК МАИ планировался впервые. За день до выступления Армен несколько раз звонил Третьякову с каким-то вопросом. Несколько раз трубку не брали, лишь определитель номера старательно регистрировал телефон звонившего. Наконец, трубку сняли, но третьяковская сторона линии молчала. Григорян начал что-то говорить, но трубку тут же повесили.

Армен перезвонил мне, пересказал всю последовательность событий и сказал:

– Звони Сереге!

– Слушай, ты обидел человека на ровном месте, даже не пытался извиниться, а теперь хочешь, чтобы я все улаживал?..

Мы еще некоторое время препирались, но завтрашний концерт властно требовал решения проблемы. Я позвонил Третьякову, и – о чудо! – он сразу взял трубку. Наш разговор был довольно коротким. Я сразу сказал Сереге, что понимаю его и уважаю его чувство собственного достоинства. Но сейчас разговор идет не об этом, а лишь о том, чтобы он решил, будет он завтра играть или нет? Третьяков изрядно выпил, но разговаривал абсолютно осмысленно. Конечно, ему не хотелось расставаться с группой, но безмолвно сносить несправедливую обиду он просто не мог. В какой-то момент он, видимо, явственно вспомнил неприятный момент в поезде, и его голос сорвался на крик: «Скажи этому…, – он старательно нащупывал слово: …Армену, что я никому не разрешал…» (простите, но концовку фразы я утаю). После этого он бросил трубку, так и не ответив на мой вопрос.

Я перезвонил Григоряну. Мы решили, что будем готовиться к полноценному электрическому концерту и, если Третьяков не приедет, отыграем акустику.

Серега все же появился, и мы выступали полным составом. Похоже, что апогей кризиса пришелся на предыдущий вечер, по крайней мере больше ничего подобного не повторялось. Только вот, я не знаю, хорошо ли, что все так закончилось? С одной стороны, окончание любого конфликта – благо, с другой – Армен очередной раз показал, что мнение отдельного человека, да и всей оставшейся группы, для него ничего не значит.