Борис Тененбаум - Великий Наполеон

«…Наполеон его [Талейрана] недооценивал и слишком поздно убедился, как может быть опасен Талейран, если его интересы потребуют, чтобы он предал и продал своего господина и нанимателя. Что касается Талейрана, то весьма может быть, что он и не лжет, когда утверждает, будто искренне сочувствовал Наполеону в начале его деятельности и отошел от него лишь к концу, когда начал понимать, какую безнадежно опасную игру с судьбой и какое насилие над историей затеял император, к какой абсолютно несбыточной цели он стремится. То есть, конечно, тут надо понимать дело так, что Талейран убоялся не за Францию, как он силится изобразить, ибо «Франция» тоже была для него абстракцией, но за себя самого, за свое благополучие, за возможность спокойно пользоваться наконец нажитыми миллионами, не прогуливаясь ежедневно по самому краю пропасти…»

Но, возможно, и Евгений Викторович не оценил в достаточной степени и элемент мести. Талейран был оскорблен и по понятиям того времени имел неоспоримое право на дуэль. Выбор оружия по установившемуся дуэльному кодексу принадлежал оскорбленному.

Талейран выбрал интеллект.

III

И при всем при этом он не забывал и личные интересы. Скажем, еще в Эрфурте он сумел использовать влияние, которое возымел на Александра Первого, для того чтобы устроить брак своего беспутного племянника и женить его на Доротее, младшей дочери богатой герцогини Курляндской. Герцогиня была российской подданной и уж хотя бы в силу этого отказать царю в его ходатайстве в пользу этого брака никак не могла. Царь замолвил словечко, и дело сладилось – и в дальнейшем мы еще узнаем об этом много интересного. Ну, и кроме того, делу не помешало бы и просто золото – Талейран привык, что ему за политические услуги платят столько, сколько он попросит. Что, надо сказать, с Александром у него не проходило без серьезных хлопот. Царь был склонен к идеализму, особенно на словах, но к роли дойной коровы был вовсе не склонен. Вот один эпизод из очень непростой истории его сотрудничества с Талейраном – не могу удержаться от удовольствия привести длинную цитату из текста «Талейрана», блистательной работы Е.В. Тарле:

«…Талейран, вельможа и миллионер, владелец дворца и замка, вел жизнь, полную внешнего блеска и наслаждений, но лишенную того захватывающего интереса, который давало его прежнее положение. Его тайные сношения с Александром продолжались, но становились все опаснее и казались осужденными на политическое бесплодие. Очень уж могуществен был по-прежнему Наполеон, несмотря на все предсказания Талейрана. Снова разгромив Австрию в 1809 году, вынудив ее к новому позорному и убийственному миру, женившись сейчас после этого на дочери австрийского императора, владычествуя прямо или косвенно, чрез своих наместников и вассалов, над всей Европой, Наполеон принялся уже не войнами, а простыми декретами присоединять новые и новые страны к своей колоссальной державе. Может быть, поэтому Александр как будто несколько охладел – не к Талейрану, к которому никогда никаких симпатий не обнаруживал, а просто охладел временно в самом интересе своем к его сообщениям и советам. А тут еще Талейран написал царю (15 сентября 1810 года) письмо, в котором в самых достойных и красноречивых выражениях изящнейшею французскою прозою, достойною пера Шатобриана или Анатоля Франса, с теплым оттенком сердечности и дружеской доверчивости, сообщал Александру, что он, Талейран, в последнее время поиздержался и что очень бы удачная мысль была, если бы Александр дал своему верному тайному корреспонденту полтора миллиона золотом. Далее следовала уже наперед любезно наведенная Талейраном на всякий случай деловая справка, как технически удобнее всего прислать эти деньги, чрез какого банкира во Франкфурте, о чем генеральному русскому консулу в Париже Лабенскому написать и что именно прибавить, чтобы Лабенский не вздумал сомневаться, и так далее.

Но тут коса нашла на камень. Александра I особенно раздражало, когда кто-нибудь слишком уж спекулировал на его наивности. Талейрану все дело испортила его ссылка в начале письма на эрфуртские заслуги и деликатный намек, что именно оттого-то и пошатнулись его финансовые дела, что со времени Эрфурта Наполеон на него сердится. Александр ответил любезным по форме, но ехиднейшим по содержанию отказом: он ему денег этих, к сожалению, не может и не хочет дать именно затем, чтобы не подвергнуть князя Талейрана подозрениям и как-нибудь не скомпрометировать его. Талейран с достоинством выждал некоторое время, а потом стал выпрашивать через Нессельроде русские торговые лиценции и другие более скромные подачки. Тут, вероятно, дело уладилось легче…»

Ну что можно добавить к словам великого мастера?

IV

Из всех проблем, стоящих перед Наполеоном зимой 1809/10 года, важнейшей была проблема наследия. Наследник был необходим. Ребенок Гортензии и его брата Луи, к которому Наполеон был привязан, умер в 1807-м. Братья – Жозеф, Луи и Жером, которого Наполеон сделал королем специально созданного для него в Германии королевства Вестфалии, – были явно неспособны принять бразды правления. Оставался еще один возможный кандидат – пасынок Наполеона, Эжен де Богарнэ, или, как его часто называли в русскоязычной литературе, принц Евгений. Но, увы, он был только приемным сыном Наполеона, а не его кровным родственником.

Наполеон познакомился с ним при довольно драматических обстоятельствах. Когда он после подавления мятежа в Париже был назначен Баррасом военным комендантом города, к нему на прием пришел мальчик лет 14–15, который обратился к генералу Бонапарту с просьбой: у его семейства была конфискована шпага, принадлежавшая его отцу, виконту де Богарнэ, казненному в дни Террора. И он пришел просить о возвращении этой шпаги, как реликвии, единственном, что осталось у него в память о его трагически погибшем отце.

Генерал был тронут, шпагу велел отыскать и немедленно возвратить и даже нанес визит матушке этого благородного мальчика, вдове де Богарнэ. Дальнейшее нам известно, а что до Эжена де Богарнэ, то он полностью оправдал доверие и любовь, с которыми отчим к нему относился. Он не получил королевского титула, но в качестве вице-короля Королевства Италия показал себя и очень толковым администратором, и дельным генералом, и человеком, непоколебимо лояльным по отношению к Наполеону. В отличие от его братьев и сестер. Жозеф, король Испании, непрерывно жаловался на недостаток уважения, которое полагалось ему как старшему в роде Бонапартов. Луи, король Голландии, показал себя и некомпетентным, и недостаточно лояльным по отношению к брату – он вздумал считать себя и в самом деле монархом, ответственным за благосостояние своих подданных, и пытался защищать их от налогового гнета Империи. К тому же он совершенно не ладил со своей супругой, Гортензией де Богарнэ, и жили они в основном раздельно.