Николай Долгополов - Абель — Фишер

Все-таки еще в 1950 году Центр решил постепенно выводить Луиса и Лесли из игры. О достижениях американских дешифровальщиков в Москве не догадывались, но арест советского атомного агента Фукса секретом не был. И связь с Абелем приказали прекратить.

Клод — Соколов порекомендовал Моррису поменьше общаться с другими членами группы. В один далеко не прекрасный день, как вы уже знаете, Клод, вопреки всем законам разведки, пришел к ним домой: надо уезжать. Вскоре у них появились паспорта на имя супругов Санчес. Многих путешествие на пароходе по маршруту Нью-Йорк — мексиканский порт Вера-Крус, да еще за чужой счет, обрадовало бы. Но только не их…

— Летом 1950-го мы начали готовиться к отъезду. Понимали, что, если не уедем, рискуем попасть под подозрение, — вступает Моррис. — Это выведет на Лос-Аламос. Я простился с друзьями. С отцом…

— Он имел хоть какое-то представление, чем вы занимаетесь?

— Отец понял, что расставание — навсегда. Понимал это и я. А для друзей мы создали целую легенду. Она была столь похожа на истину, так переплеталась с жизнью, которую мы вели, что у близких товарищей подозрений не возникло. Но я-то знал: судьбу не обманешь. Я любил мою страну, знал мой родной Нью-Йорк, как собственную ладонь. Я делал дело, которым гордился и которое мне приходилось вот так решительно бросать. Что ждало меня, Лону? Не думайте, будто я не слышал о жестокости вашего дядюшки Джо (Сталин. — Н. Д.). И при прощании я эмоционально не выдержал, чуть не опоздал на судно. Отец, мне кажется, тоже понял, что нам больше никогда не увидеться. Один из тяжелейших моментов моей жизни…

— Что было после парохода?

— Мексика, конспиративная квартира товарища из нашей, советской Службы и еще полмира: Франция, Германия, Швейцария… Конечный пункт — Москва.

— Вы добирались до нее не самым прямым путем…

— Не всегда самый короткий путь наиболее надежный. В Швейцарии было трудно попасть на самолет. Рейсы, например, из Женевы в Прагу — лишь раз в неделю, и билетов не оказалось, а мы не давили, требуя себе места, — не в той находились ситуации. В аэропортах, сами знаете, паспортный контроль обеспечен. В поездах его иногда удается избежать. А Хелен была на пределе: гонка по миру действовала на психику. И мы решили рискнуть, перебраться из Германии в Чехословакию поездом. Была сложность. В те годы для редких американцев, направлявшихся в страны коммунистического блока, требовался маленький вкладыш в паспорт. Он выдавался в Госдепе или в консульствах США за границей. Вот в них-то нам хотелось обращаться меньше всего. Двинулись поездом, без вкладыша. И нарвались на проверку документов.

— Вы же наверняка ехали по чужим паспортам…

— По-моему, мы были миссис и мистером Бриггс. Но за время некороткого путешествия могло произойти что угодно. Может, нас уже искали по всей Европе. Короче, мы были задержаны западными немцами, высажены из поезда и получили приказ от немецкого офицера: «Следуйте за мной!» Задержали нас около полуночи в субботу, было уже три часа утра, а мы еще торчали на станции. Офицер названивал в американское генконсульство, и, к нашему счастью, телефон не отвечал: уик-энд для дипломатов — святое. Однако как же глупо было попасться вот так, после всего, что мы сделали и после стольких миль пути! С другой стороны, могли затормозить и в аэропорту. Еще не арест, но очень рядом. Надо было действовать, что-то предпринимать, и жена подняла типично американский скандал — орала на немцев: «Кто в конце концов выиграл войну — Штаты или вы?! Не имеете права задерживать американскую делегацию!» Знаете, это в стиле Хелен: чем труднее ситуация, тем лучше она ориентировалась и решительнее действовала. А уж голос у нее был в те годы громкий. И напуганные пограничники привели какого-то заспанного малого — сержанта Ю-Эс арми (американской армии. — Н. Д.). Тот хоть и спросонья, но быстро вошел в наше положение. Оно было еще более нелегким, чем ему могло спросонья представиться, и парень обратился при нас по телефону к своему военному начальству. Но и там ответили, что генерал, от которого все зависело, приедет в девять утра. Сержант нам сочувствовал, откуда-то притащил чудное вино «Либе фрау Мильх», и мы с ним принялись отмечать наш идиотский арест или нечто вроде того. Жена пригласила двух задержавших нас офицеров-немцев. Лона разошлась, «Либе фрау» поглощалось все быстрее, однако генерала не было ни в девять, ни в десять, наверное, загулял, как и мы. Сержант попытался запросить насчет нас кого-то в Мюнхене. Кажется, мышеловка захлопывалась.

И вдруг пришел он, шанс. Каждый разведчик всегда его ждет, а шанс изредка появляется, но чаще всего нет. Но тут внезапно возник: во-первых, закончилось вино; во-вторых, сержант торопился на свидание к спасшей нас незнакомой Гретхен; в-третьих, немецкие офицеры-пограничники напились и по команде нашего соотечественника с трудом поставили неразборчивые закорючки в паспорта таких компанейских супругов-американцев. И, в-четвертых, почему-то как раз подоспел поезд на Прагу, и рыжий сержант нас в него посадил. Был столь любезен, что даже забросил на полки наши чемоданы. Короче, 7 ноября 1950 года мы отмечали в Праге.

— Уж там-то вас встречали как героев?

— Что-то не сработало, и в Праге никто нас не ждал! Праздники — связаться с кем-либо сложно. Но уже в гостинице мы почувствовали себя в безопасности. Нас, правда, напугал страшный стук в дверь: но то была всего лишь горничная, вежливо осведомившаяся, не нужен ли телефон американского посольства. Хелен почему-то сказала, что нет. В Праге мы провели месяц.

— Почему так долго?

— В силу разных довольно сложных обстоятельств. Ждать в Праге, как вы, вероятно, догадываетесь, было лучше, чем где-нибудь в Париже. И, наконец, самолет Прага — Москва.

— Вот уж где, готов спорить, вас принимали с достойными почестями!

— Проспорили. Как и в Праге, во Внукове нас никто не встречал. Расстроились, в голову лезла дурацкая мысль: «А, может, дядюшка Джо арестовал товарищей, с которыми мы работали?» Прошли паспортный контроль, таможню — никого. Видя наше смятение, у выхода из аэропорта вежливый юноша предложил подвезти в посольство США. На площади шофер автобуса вызвался подбросить туда же — далось же чехам и русским это посольство! Мы отмахнулись от любезных предложений, попросили остановить возле единственной гостиницы, о которой слышали. В «Национале», теперь я понимаю наше страшное везение, поселили в неплохом номере.

Наступил вечер, русских денег не было: от наших долларов отказывались с испугом, будто мы хотели купить на них военные секреты. С некоторыми усилиями заказали в комнату чай с сухим печеньем. И тут к нам ворвались друзья из нашей Службы. Теперь мы были дома и пили нечто покрепче хрупкой «Фрау Мильх».