Виктор Шендерович - Изюм из булки

XXX

Много позже, уже в конце девяностых, знаменитый телеведущий Кирилл Набутов зашел в пивнушку на Петроградской стороне — и увидел там Володина, заподлицо с другими стариками прилипшего к стойке со своими обязательными утренними ста граммами.

Но поприветствовать Александра Моисеевича Кирилл не успел, потому что узнали его самого.

— Набутов! — воскликнула продавщица. — Ой! Дайте автограф!

Тут же с аналогичной просьбой набежали из подсобки и другие.

— Девочки! — сказал благородный Кирилл. — Вот у кого вы должны брать автограф! — И указал на Александра Моисеевича.

— Этот? — Продавщица кинула взгляд в сторону старенького драматурга. — Да он каждый день тут ошивается!

А продавщица эта была, может быть, внучкой Тамары из володинских «Пяти вечеров» — просто не знала этого…

Журналистка из светского журнала пришла брать интервью у Константина Райкина — и уже через несколько секунд выяснилось, что она, как говорится, «не в материале». В худруке «Сатирикона» взыграла педагогическая жилка, и он предложил девушке подготовиться к интервью: почитать прессу, посмотреть спектакли театра…

Журналистка позвонила через месяц — и доложила о завершении ликбеза. Педагогический талант Райкина торжествовал. Была назначена новая встреча. Кабинет, чай, диктофон на столе.

— Ну, — сказала журналистка, — первый вопрос, Константин… Простите, как вас по отчеству?

XXX

Девяносто третий год, прощальный ужин первоапрельской Юморины в Одессе. «Спонсорьё», по слову Ширвиндта, выставилось не на шутку: моря спиртного, горы снеди, девушки танцуют на столах… В общем, праздник юмора.

И вот, ближе к концу вечера, к тихо отдыхающим Жванецкому с Аркановым вразвалочку подваливает спонсор в «адидасе» и, положив по полуцентнеру бицепсов на плечи классиков, интересуется:

— Чегой-то вы нами брезгуете? Вы не брезгуйте; вот мы тут, рядом, прошу к нашему столу…

Рядом действительно гуляют спонсоры — потомки даже не Бени Крика, а Савки Буциса. Пить с ними классикам хочется, как зайцам отжиматься, но делать нечего: бесплатных ананасов в шампанском не бывает.

Разумеется, отвечает невозмутимый Арканов, они выпьют и закусят вместе с хозяевами, но чуть позже… Отсрочка позволяет Жванецкому отлучиться из зала, и Арканов как верный товарищ ложится на эту амбразуру один.

Он выпивает-закусывает со «спонсорьем», и через некоторое время растроганный детина в «адидасе» сообщает:

— Аркадий, вот люб ты мне!

И, желая сделать гостю приятное, предлагает с широким жестом на зал:

— Хочешь, я для тебя кого-нибудь замочу?

Это предложение временно отбивает дар речи даже у Арканова, и спонсор почитает возможным свою мысль пояснить:

— Ну, может, тебе кто не нравится? — говорит он. — Так ты не стесняйся, скажи…

(Еще никогда хорошие отношения с Аркановым не были мне так кстати: я сидел за соседним столиком.)

— Ты просто скажи, — оберегая писателя от лишних хлопот, уговаривал спонсор. — Просто покажи его — и сиди, отдыхай, пей…

— Ну что вы, — торопливо, насколько можно представить себе торопливого Арканова, отвечал тот. — Тут все замечательные люди, мои друзья…

— Но если что, ты скажи! — настаивал спонсор. Арканов пообещал если что — сказать, в свою очередь взяв со спонсора слово: до тех пор никого (по крайней мере в этом зале) не мочить. Они посидели еще, и спонсор, ощутив, по всей видимости, смутную неловкость за свой искренний порыв, объяснил:

— Это потому, что люб ты мне! И, подумав, закончил:

— Был бы не люб — совсем бы другой разговор…

XXX

Встречает меня литератор N. и интересуется:

— Я слышал, в «Табакерке» ставят твою пьесу?

— Ставят.

— Поздравляю, — говорит. — Я тут тоже, неожиданно для себя, написал шесть пьес…

Бывают же у людей неожиданности!

Этому случаю я был свидетелем совсем недавно. В театре «Современник» шел «Вишневый сад»:

— Продан сад?

— Продан.

— Кто купил?

— Я купил, — сказал Лопахин.

И по залу пронеслось изумленное «а-ах!». Так, спустя сто лет, эти люди узнали, кто купил вишневый сад…

XXX

— Чем там заканчивается «Война и мир»? — поинтересовалась у меня ученица десятого класса одной из подмосковных школ. Она сидела в холле пансионата, положив красивые длинные ноги на журнальный столик. В руках у нее красовался затрепанный «кирпич» толстовского романа из местной библиотеки.

В мае у девушки были выпускные экзамены, вот она и мучилась.

Я с удовольствием отметил про себя, что произвожу впечатление человека, который дочитал роман до конца, — и вкратце рассказал, что там дальше.

Сообщение о предстоящем браке Н.Ростовой и П.Безухова искренне удивило выпускницу.

— Да ну, пиздишь! — сказала она.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что девушка будет поступать в юридический.

XXX

Дело было в Иерусалиме. Палестинцы опять взорвали автобус, десятки жертв… Мой приятель вернулся домой в соответствующем настроении. Двенадцатилетняя дочка его сидела на диване и тихонько плакала.

— Какие новости? — осторожно спросил отец. Дочка подняла от книги свои прекрасные печальные

глаза и ответила:

— Плохие новости, папа. Янки взяли Атланту… Она читала «Унесенных ветром».

Человеческий фактор

Олимпиада-80. Юрий Седых

«Лужники», предварительные соревнования молотобойцев. Я бездельничаю на трибуне и наблюдаю, а на арене мучаются здоровущие дядьки — человек десять— пятнадцать.

Каждому из них надо швырнуть молот за отметку, чтобы выйти в завтрашний финал. И вот они по очереди входят в круг, и долго раскачиваются, и, раскрутившись, с дикими криками мечут это железо, и пока оно летит, страшно орут ему вслед, чтобы оно испугалось и летело как можно дальше.

А оно никак.

То есть хоть чуток, а до метки не долетит.

Это мучение продолжается почти час, когда наконец огромный мохнатый турок забрасывает молот на пару сантиметров за черту. О, счастье! Он в финале! Турок прыгает, продолжая кричать, но уже от торжества.

В это время из-под трибуны, где я сижу, выходит усатый нечесаный мужик со спортивной сумкой в руке и бредет в сторону сектора для метания, где уже полчаса исходят калориями эти олимпийские надежды.

С третьей попытки подвиг турка повторяет поляк — в экстазе он даже совершает кружок почета вокруг сектора, аплодируя себе поднятыми над головой руками.