Истории мирового балета - Илзе Лиепа
Говоря о музыке, невозможно не сказать об умении Пети владеть паузой: когда в музыке наступает кульминация и станцевать ее невозможно, потому что движение уступает музыке, – хореограф это движение останавливает, делает паузу – и музыка договаривает всё остальное. Это умение присуще только абсолютным гениям!
Я хорошо помню появление Пети в театре в 2000 году. Сидя в главном буфете Большого театра, который по утрам открыт для артистов, я увидела, как через служебный подъезд входит хореограф в сопровождении свиты. Конечно же я тогда не подозревала, что очень скоро буду репетировать с ним его новую постановку. Работа с Николаем Цискаридзе уже началась, а исполнительницы роли Графини всё ещё не было. Пети говорил, что ему нужна балерина, как Майя Плисецкая, только моложе. И Николай предложил ему «посмотреть Илзе Лиепа».
В один из дней меня действительно пригласили в балетный зал, где шла работа над спектаклем. Помню наставления моей мамы – драматической актрисы Маргариты Жигуновой-Лиепа: «Когда начинаешь новую работу – не надо ничего доказывать, надо просто понять, что от тебя хотят». Поэтому я была спокойна и говорила себе, что никому ничего доказать не смогу, надо просто понять, чего от меня ждет Ролан Пети. Я задала ему первые вопросы: «В какой обуви я танцую? Как я выгляжу?» На плечах у меня был большой теплый платок. Пети попросил разрешения взять его, чтобы показать мой выход. Он набросил платок на плечи, завернулся… плечи немного взлетели вверх… появился невероятно наполненный взгляд… глаза немножко прищурились, и он стал делать медленные шаги вперед. Не могу описать, как много он сказал мне этими шагами. Сразу стала понятна вся глубина того, что он хотел вложить в эту партию.
С одной стороны – мы работали очень любовно, а с другой – первые репетиции для меня были мучительны. Хотя я сразу поняла, что Пети ставит очень большую задачу для исполнительницы партии Графини, у меня совершенно не было танцевальной лексики, и это обескураживало. На помощь пришел мой брат Андрис. Я сказала ему, что у меня нет хореографии – я просто переступаю с места на место, и он дал мне совет: «А ты, пока он работает с Колей, стой рядом и делай свои балетные куски из других спектаклей». Я так и поступила: пока Пети работал с Цискаридзе, я стояла в уголочке и как бы для себя репетировала некоторые эффектные танцевальные комбинации, которые для меня в разные годы ставила моя подруга – замечательный хореограф Вероника Смирнова. Пети делал вид, что этого не замечает, хотя он прекрасно всё видел. Зато ко мне подходили его ассистенты – они интересовались, что я делаю, и говорили, как это интересно. Я отвечала, что просто пробую «на вкус» мой будущий номер. Совет брата оказался ценным: наблюдая за мной, Пети понял, что можно дать мне свободу. Незаметно я стала сама предлагать ему расширение тех скупых движений, которые он придумал для моей героини. Поначалу хореограф делал вид, будто вообще не обращает на это внимания, но при этом четко говорил: «Вот это уберите. Это оставьте. Вот здесь – так. А здесь – по-другому». Он очень тонко направлял меня в моем творчестве.
За плечами наших французских коллег уже была работа с Роланом (мы встречались на уникальном проекте «Ролан Пети рассказывает», который мастер привез в Москву и в котором мы с Николаем Цискаридзе участвовали, встречались также в Японии на гала мастера). Они с убежденностью расспрашивали нас:
– Наверное, работать с Пети ужасно, он же невыносимый?
– Нет, – отвечали мы, – он потрясающий! Мы работаем в большой любви.
И это правда. Однажды Пети сказал мне:
– У вас тут есть небольшой выход, но это ерунда – вы просто выходите и снимаете пеньюар.
– Да, но я должна понять, как я выхожу и как я снимаю этот пеньюар.
– Пожалуйста! – Пети был в хорошем настроении и попросил поставить музыку моего выхода.
Он показал мой выход, потом сделал паузу и сказал:
– О, тут еще есть музыка! Хорошо, встаньте в арабеск… Нет, не надо вставать в арабеск.
Я включилась в его игру и сказала:
– Пожалуйста, оставьте арабеск, это прекрасно!
– Вам хочется арабеск? – сказал он. – И пожалуйста! Делайте арабеск.
Вот так шла работа. Потом он сказал:
– О, есть еще музыка?
Потом еще музыка, потом еще…
Так родился один из самых дорогих для меня фрагментов роли, показывающий совсем другую Графиню. Пети дал мне понять, что ничего бытового в этой роли и в этом балете быть не должно, потому что его персонажи существуют над реальностью. Именно это существование над реальностью и дает возможность исполнителям главных партий говорить о чем угодно. Это большое счастье и большая редкость, когда на сцене балетный артист (а он всегда зависим) получает хореографию, в которой может высказываться. И это счастье досталось нам с Колей Цискаридзе, как один из самых лучших даров на всю нашу творческую жизнь.
У меня есть глубокая уверенность, что творчество совершается в сердце и на небесах. Работать с Пети было невероятно интересно, и я ловила себя на мысли, что с одной стороны – участвую в процессе, а с другой – наблюдаю за этим со стороны. Мне всегда любопытно было наблюдать, как разные хореографы воплощают свой замысел в движениях. Кто-то приходит с готовым текстом, как Джиллиан Линн – известный английский хореограф, которая ставила танцы в знаменитых мюзиклах «Кошки» и «Фантом». Однажды она попросила меня просто пробежать по залу в определенной траектории. Я пробежала, а потом поняла: она сначала хочет увидеть рисунок передвижения персонажа по сцене, а после наполнить его движением.
И вот – Ролан Пети. Ему семьдесят семь лет, он абсолютно молод, искрометен, полон чувства юмора – они перебрасываются шутками с Николаем Цискаридзе на французском, смеются. И в то же время Пети чрезвычайно серьезен. Он намечает движения (это пока только эскиз), ассистент подхватывает идею и показывает эти движения. Хореограф смотрит, поправляет. Но самое удивительное: когда показанная комбинация объединяется с музыкой – становится понятно, что она стопроцентно музыкальна! Музыка звучит внутри Пети! Сам Пети однажды признался, что никогда не знает, что будет
