Сельма Лагерлеф - Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф

— Как по-твоему, Угла, она ведь милая и благовоспитанная барышня? — спросила тетя.

— Знаете, хозяйка, — отвечала Улла, решительно и отчетливо, — я думаю, более благовоспитанной и скромной девушки не сыщешь.

— Никакого жеманства, никаких неприятностей с молодыми господами. Уходит и приходит вовремя. К тому же она способная, Улла. Полковница X***** говорит, английский дается ей с легкостью.

Меня слегка удивило, что полковница X***** знает мадемуазель В. Странно и то, что, по тетиным словам, у нее нет никаких историй с молодыми мужчинами.

— Та малышка, что была здесь нынче, очень мила, — сказала тетя. — Но согласись, Угла, иметь такую в своем доме было бы нелегко, верно?

— Да, без хлопот иной раз не обошлось бы, — согласилась Улла.

Теперь-то я поняла, что говорили они обо мне. И обрадовалась. Готова была вскочить с постели и расцеловать тетю, но подумала, она может рассердиться, что я слушала, а потому так и лежала тихонько.

Шестая неделя

В гостиной

Есть у кузена Аллана одна игрушка, на которую я могу смотреть без устали.

Она небольшая и недорогая, собственно просто деревянная палочка, не длиннее моей ладони, но удивительное дело — она может летать.

На одном конце палочки приделано колесико с восемью лопастями из плотной бумаги, на другом — маленькая проволочная рукоятка, а между колесиком и рукояткой протянут резиновый шнурок.

Когда Аллан хочет запустить палочку, он сперва крутит рукоятку, тем самым туго натягивая прикрепленную к ней резинку. Затем он стопорит рукоятку, так что она не может двигаться, и откладывает палочку. Но резинка стремится сжаться, а потому в движение приходит колесико с лопастями. Оно начинает вертеться и очень скоро поднимается в воздух, увлекая палочку за собой. Если резинка натянута достаточно туго, палочка взлетает к потолку и жужжит там, тычется в лепнину, будто хочет пробуравить потолок и вырваться на волю.

Палочка зеленая, а лопасти у колесика красные и белые. Когда этот маленький механизм летает по комнате, он ужасно похож на большую стрекозу.

Вчера после обеда, когда я учила уроки, Аллан достал эту штуку и пустил ее летать, я же, отвлекшись от грамматики, следила глазами за полетом. И когда палочка взлетела под потолок, меня вдруг молнией пронзила мысль (она пришла извне, из воздуха, а не изнутри), что хорошо бы построить по образцу этой игрушки настоящий летательный аппарат, на котором могли бы летать люди.

Сперва я подумала, что это глупо, но теперь мне кажется, что на самом деле идея вовсе не плохая. Как было бы замечательно, если бы мы, люди, могли летать по воздуху, хотя, по-моему, у огромных, наполненных газом шаров едва ли есть будущее. Они только и знай лопаются, а если не лопаются, то летят по воле ветра, так что неизвестно, куда ты с ними попадешь.

А вот будь у меня достаточно большое колесо с крепкими лопастями, с местом для сидения, с ножной педалью и шатуном, соединенным с колесом (как у прялки), так что можно бы его хорошенько раскрутить, то, по-моему, вышел бы отличный летательный аппарат.

Все утро я лежала и думала о летательных аппаратах.

Раз такие большие птицы, как журавли и гуси, могут летать, то и для нас, людей, наверно, такое возможно. Но зависит все, разумеется, от того, удастся ли заставить колесо вертеться достаточно быстро.

Я совсем перестала размышлять о студенте, да и романы сочинять не пытаюсь. Куда важнее придумать, как будет работать мой летательный аппарат. Я, конечно, понимаю, что не сумею его построить, пока не вырасту, но не мешает до тех пор все хорошенько обмозговать.

Боюсь, такой аппарат, какой у меня на уме, сможет подниматься лишь вертикально вверх, а ведь ему надо перелетать и с одного места на другое. Значит, потребуется какой-то руль, чтобы лететь именно туда, куда хочешь, а не так, как дурацкие воздушные шары во время осады Парижа.

Когда построю свой летательный аппарат, я полечу на нем в Стокгольм. Это будет мое первое путешествие. Представляю, как стокгольмцы будут смотреть и удивляться, что это за странная большая птица.

Здесь, на Сентральплан, наверняка будет черным-черно от глядящих вверх людей. А когда тетя Георгина, сидящая с рукоделием у окна, заметит внизу толпу, она позовет дядю и Уллу, чтобы они тоже глянули наружу.

Мой летательный аппарат сначала сделает круг над Сентральплан, чтобы люди как следует его рассмотрели. А потом, к всеобщему изумлению, опустится на землю в саду дома номер семь по Клара-Страндгата.

Интересно, что скажет тогда дядя Уриэль.

Я-то сразу расскажу, что именно здесь, у дяди и тети в доме номер 7, мне впервые пришла в голову идея великого изобретения и поэтому первый свой полет я совершила именно к ним.

Седьмая и восьмая недели

Мы совершенно пали духом, оттого что скончался принц Август. Всего несколько недель назад мы видели его возле масонского дома, когда он узнал дядю и крикнул ему «здравствуй, Уриэль!».

Тетя сказала, что намерена пойти посмотреть lit de parade принца Августа, и спросила, не хочу ли я пойти с нею. Я конечно же спросила, что такое lit de parade, и тетя ответила, что это очень красиво и торжественно и ей кажется, мне стоит посмотреть. Кстати, пойти она собирается не ради торжественности, просто хочет как бы сказать принцу Августу последнее прости, ведь он был славный человек, добрый к больным и бедным.

И вот мы, тетя и я, отправились прямиком во Дворец. Когда вошли в наружный двор, там в углу стояла длинная извилистая вереница людей, как бы колонной по трое. Мы с тетей встали в конец. Тетя сказала, что это называется «стоять в очереди», и добавила: мол, она рада, что очередь не длиннее, чем она есть, а стало быть, мы довольно скоро попадем внутрь.

Стоя в дворцовом дворе, я вертела головой во все стороны. Вдруг мне когда-нибудь вздумается написать роман про Стокгольмский дворец, поэтому я старалась хорошенько запечатлеть в памяти, как тут все выглядит. Но аккурат когда я подсчитывала, сколько окон на длинной дворцовой стене прямо перед нами, старая женщина, стоявшая рядом с тетей, заговорила с нею:

— На сей раз они поступили иначе, не так, как когда умер принц Густав.

— Вы, сударыня, как я понимаю, издавна живете в Стокгольме, — отозвалась тетя. — Принц Густав скончался в начале пятидесятых, я в ту пору еще сюда не переехала.