Максим Семеляк - Музыка для мужика. История группы «Ленинград»

Роман Парыгин

Меня удивляет русский народ в очередной раз. «Ленинград» начинался как шутка. Продолжался как стеб. А сейчас «Ленинград» — уже полнейший стеб, поливание говном абсолютно всех — так же, как раньше, но еще более доступным языком. То есть если даже на альбоме «Дачники» — он еще был элитный, грубо говоря, альбом — никто ничего не просек, то что уж говорить про сейчас… Смешно, когда ребята от души глотают это дерьмо.

Что ж, посмотрим, что будет дальше.

Глеб Владиславлев

Шнуров однажды научил нас хорошему простому коктейлю. Красное вино и какая-нибудь соленая газировка. Типа «Боржоми».

Андрей «Андромедыч» Антоненко

Я начал пить коньяк во втором классе.

Всеволод «Севыч» Антонов

История да и вообще весь смысл группы «Ленинград» — это одна большая пьянка. Ни хуя не шоу-бизнес, а просто пьянка со всеми вытекающими последствиями. Которая никогда не надоест.

Глава шестая

К 2005 году мода на «Ленинград» прошла окончательно. Спрос, однако, остался, причем серьезный. Хотя группой никто уже не восхищался взахлеб и вслух (журнал «Афиша», например, наотрез отказался даже в свете грядущего альбома «Хлеб» ставить Шнура на обложку, предпочтя украсить текущий номер скорбной физиономией драматурга Вырыпаева), немая статистика была красноречивее любой кавер-стори — за выступление на новогодней корпоративке «Ленинграду» причиталось сорок тысяч евро. При подобных тарифах Шнурову становилось не с руки выкрикивать привычное «а денег ведь нам платят как кот наплакал». Он придумал неуклюжую замену — стал петь «как слон наплакал». Тема «руки-из-карманов-где-твой-документ?» тоже себя исчерпала — менты теперь если и подходили к Шнурову, то исключительно за автографом. Как-то в Питере мы со Шнуровым ловили машину — причем занимались этим на такой улице, где машины в принципе проезжают раз в час. В конце концов мимо пронесся милицейский воронок. Вдруг он притормозил и медленно поплыл назад в той безошибочно угрожающей манере, какая бывает свойственна только отягченным властью колесам. Мы стояли уже довольно сильно пьяные и вдобавок со стаканами мохито, которые Шнур вынес из ближайшего кабака под названием «Крокодил» (в свое время, кстати, он нарисовал для него логотип). Шнуров к тому времени приобрел несносную привычку платить не только за напитки, но и за посуду. Из окна высунулся прочный мент с автоматом и неожиданно поинтересовался: «Простите, а вас не Сергей Шнуров зовут? Нельзя ли с вами сфотографироваться?» «Легко, — обрадовался Шнур, — только вы вот мужчину подвезите, куда он скажет». Мент кивнул, я сел в машину, и они молча и бесплатно отвезли меня по адресу. У одного из автоматчиков была серьга в ухе.

Запрета на московские концерты «Ленинграда» никто вроде бы не отменял, но на нем специально и не настаивали. В декабре 2005 года группа преспокойно выступила в «Олимпийском» — дело было на юбилее «Неприкасаемых». Конечно, выступлением это можно было назвать с известной натяжкой — «Ленинград» сыграл одну песню, да и ту идиотскую, «Оборотень с гитарой». Знаменательно, что на сцене находился бывший тромбонист «Ленинграда» Квасо — он теперь играл у Сукачева. (Музыканты из первого состава пристроились кто где — Сашко играл в «Пакаве Ить», Макс Колотушка какое-то время поигрывал в «Ля-Минор», Ромеро основал группу «Писк гада», Митя Мельников переехал в Москву, устроился на человеческую работу и музыкой не занимался.)

Фрондирующий коллектив стал потихоньку возвращаться в большие московские клубы — в «Точку», в «Апельсин». Но чаще всего Шнурова и компанию можно было застать на корпоративных праздниках — фактически «Ленинград» был закрыт на спецобслуживание. Как ни странно, даже такие шефские концерты производили сильное впечатление. Если «Ленинград» играл концерт для галочки, то росчерк последней все равно бывал порывист и выразителен. На какой-нибудь жлобской свадьбе Шнур контраста ради мог закатить такой шалый концерт, который не каждому европейскому клубу снился. Шнуров ненавидел расхожие барские установки русского рока (для этих играем, для тех — еще подумаем), возможно, поэтому он умел раскачать самую оседлую массовку. Ему достаточно было поинтересоваться у зала: «Ну че, поорем?», как все принимались если уж не орать, то по меньшей мере скидывать пиджаки. «Знаете такую песню? — спрашивал он на первых аккордах „Группы крови“. — Виктор Цой сочинил!»

«Ленинград» шел по пути обычной рок-группы первого ранга — встраивался в систему в режиме friends only. Дошло даже до выпуска тетрадей «Ленинград». Школьникам предназначался синий табель с красной каймой; на обложке — Шнур, Севыч, Лимонов и Парыгин, сверху нарисован член, а на обратной стороне приведены названия песен-рингтонов (хорошо хоть, хватило ума заменить название «Распиздяй» на «Раздолбай»). Однажды в саду «Эрмитаж» я встретил двух близнецов в майках «Ленинграда». Мальчикам было лет по пять максимум. Девятого мая 2005 года в Санкт-Петербурге состоялась премьера «Малой Ленинградской симфонии» — первого классического сочинения Шнурова. Шнур вышел на сцену в тельняшке и пиджаке. В довершение всего про Шнурова сняли документальную ленту с дурацким названием «Он ругается матом». В этом фильме на тему группы «Ленинград» высказывался, например, Аркадий Инин («он омерзительно интеллигентен» — Инин о Шнурове) и другие странные типы.

Хулиганский коленкор «Ленинграда», его анкетная прямота и умение распорядиться самой жизнью так или иначе вышли в тираж, что было обидно, хотя и совершенно естественно. В конце концов, Шнурову было уже за тридцать. Однажды Троицкий пригласил нас с Сергеем принять участие в лекции на журфаке МГУ. По ее окончании за автографами к Шнуру подошло человека три, если не меньше. Одна девушка застенчиво раскололась: «Это вообще-то для моей мамы. Ей вы нравитесь больше, чем мне».

Многие удивлялись, как это Шнуров в один год умудрился написать броскую песню в защиту Ходорковского, построенную на кипеловском вопле «я свободен», и ужасную агитку на финальные титры эфэсбэшной киноленты «Личный номер». Журнал «Большой город» даже внес его за такие дела в список самых удивительных персон года. Особенного противоречия здесь, в общем-то, не было — служил же Пушкин певцом империи и свободы одновременно. Другое дело, что обе категории со временем несколько поизносились, как, впрочем, и их певец. Будучи человеком глубоко традиционным, Шнуров охотно разделял все предрассудки местной культуры. «Ленинград» же, по сути, никогда ничего не изобретал, он лишь активно преобразовывал очевидные, казалось бы, вещи. В вопросах государственности Шнуров руководствовался логикой столь же парадоксальной, сколь и убедительной. Он объяснял: «Мне, как настоящему патриоту, по хую, кто находится наверху. Я не собираюсь никуда отсюда уезжать, соответственно — какая мне разница, что там происходит наверху. Мне ж все равно здесь жить».