Петр Вайль - Стихи про меня
Бродский пишет о тех, кому в конце концов удалось пересечь океан: "Мы оказались "американцами" в куда большей степени, чем большинство населения США".
Близость у них (при том, что очень тесного общения в Нью-Йорке не было) закладывалась на детском, подростковом уровне — то есть неистребимая. То-то Довлатов стихотворение Бродского читал будто о себе.
Речь в эссе Бродского постоянно и подчеркнуто идет и о младшем товарище, и о замечательном писателе с высочайшей оценкой его литературных заслуг. Оба мотива звучат одновременно: "Для меня он всегда был Сережей. Писателя уменьшительным именем не зовут; писатель — это всегда фамилия, а если он классик — то еще имя и отчество. Лет через десять — двадцать так это и будет..."
Отметим пророчество: в 91-м слава Довлатова только начиналась, оценка его была еще невнятной, многим он казался забавным рассказчиком смешных анекдотов. Бродский ошибся лишь в сроках: и десяти лет не понадобилось, чтобы Довлатов сделался современным русским классиком.
Он, Сергей, словно надекламировал себе судьбу. С поправкой на климат: не замерз в подъезде, а, перебравшись на широту Баку и Ташкента, умер, как пишет Бродский, "в удушливый летний день в машине "скорой помощи" в Бруклине, с хлынувшей горлом кровью и двумя пуэрто-риканскими придурками в качестве санитаров".
В нарочитом снижении интонации — подлинное горе. Сосредоточение на участи умершего. Нельзя, неприлично, оплакивая потерю, оплакивать себя. "Трудно, подчас неловко бороться с ощущением, что пишущий находится по отношению к своему объекту в положении зрителя к сцене и что для него больше значения имеет его собственная реакция (слезы, не аплодисменты), нежели ужас происходящего".
Конечно, "в настоящей трагедии гибнет не герой — гибнет хор" (Нобелевская лекция). Здесь слышен голос Мандельштама, самого, вероятно, объективно близкого Бродскому поэта ("Стихи о Неизвестном солдате": "Миллионы убитых задешево", "Небо крупных оптовых смертей...", "Хорошо умирает пехота..."). Мандельштам словно откликнулся на вызов Сократа, говорившего, что гибнущие одиночки делаются героями драм, но "никогда не было столь отважного и дерзкого трагического поэта, который вывел бы на сцену обреченный на смерть хор" (Элиан).
Все так, но где ты видишь и где увидишь гибель хора? А единичная смерть солистов — ощутима и рядом.
У Бродского есть два перекликающихся стихотворения — "На смерть друга", знакомца юности, яркого и беспутного поэта, героя московской богемы Сергея Чудакова, и "Памяти Геннадия Шмакова", близкого приятеля, искусствоведа, переводчика, полиглота, кулинара. Между ними — шестнадцать лет. В первом случае "адресат" вовсе не умер — просто до Бродского, жившего уже в Штатах, дошли неверные слухи: Чудаков прожил еще два десятка лет. Во втором — речь о человеке, который умирал почти на глазах автора. В стихах "На смерть друга" альтруистического отстранения больше, чем в стихах на смерть Шмакова: может, оттого, что Чудаков был во всех отношениях дальше. Про Шмакова философичнее: "Ты теперь, в худшем случае, пыль / свою выше ценящая небыль, / чем салфетки, блюдущие стиль / твердой мебели; мы эта мебель". Про Чудакова ("лучшая из од" которого начиналась "Пушкина играли на рояле, / Пушкина убили на дуэли") свободнее: помню разговор с поклонницей Бродского о непонятных ей сиповках и корольках — самое странное, что она была врач, однако пришлось разъяснять детали, непонятно, чему их там учат.
Но — так или иначе — главный мотив один, будь то о скончавшемся Шмакове, об оставшемся в живых Чудакове, об умершем Довлатове: "Другого всегда жальче, чем себя".
ПИСЬМЕННОЕ НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО
Владимир Высоцкий 1938—1980
Старый дом
Что за дом притих,Погружен во мрак,На семи лихихПродувных ветрах,Всеми окнамиОбратись в овраг,А воротами —На проезжий тракт?Ох, устал я, устал, — а лошадок распряг.Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги!Никого — только тень промелькнула в сеняхДа стервятник спустился и сузил круги.В дом заходишь какВсе равно в кабак,А народишко —Каждый третий — враг.Своротят скулу,Гость непрошеный!Образа в углу —И те перекошены.И затеялся смутный, чудной разговор,Кто-то песню стонал и гитару терзал,И припадочный малый — придурок и вор —Мне тайком из-под скатерти нож показал."Кто ответит мне —Что за дом такой,Почему — во тьме,Как барак чумной?Свет лампад погас,Воздух вылился...Али жить у васРазучилися?Двери настежь у вас, а душа взаперти.Кто хозяином здесь? — напоил бы вином".А в ответ мне: "Видать, был ты долго в путиИ людей позабыл, — мы всегда так живем!Траву кушаем,Век — на щавеле,Скисли душами,Опрыщавели,Да еще виномМного тешились —Разоряли дом,Дрались, вешались"."Я коней заморил — от волков ускакал.Укажите мне край, где светло от лампад.Укажите мне место, какое искал, —Где поют, а не стонут, где пол не покат"."О таких домахНе слыхали мы,Долго жить впотьмахПривыкали мы.Испокону мы —В зле да шепоте,Под иконамиВ черной копоти".И из смрада, где косо висят образа,Я башку очертя гнал, забросивши кнут,Куда кони несли да глядели глаза,И где люди живут, и — как люди живут....Сколько кануло, сколько схлынуло!Жизнь кидала меня — не докинула.Может, спел про вас неумело я,Очи черные, скатерть белая?!
1974
Высоцкий — ускользающий персонаж: несмотря на то, или потому именно, что о нем с конца 80-х написано и сказано больше, чем о любом другом русском литераторе. Он абсолютный лидер в жанре воспоминаний, где "друзья Володи" составляют отдельный мощный отряд мемуаристов. О нем пишут научные труды ("Функциональные особенности лексики и фразеологии поэтических произведений Владимира Высоцкого" и т. п.), по нему защищают диссертации, его обсуждают "доценты с кандидатами", устраиваются конференции, сочиняются книги. В Орле выпущен словарь "Окказионализмы В.С.Высоцкого" — там собраны 418 придуманных Высоцким слов: "безгитарье", "всенаплевающе", "израиелеванный", "бермутно" и т. д. Ему тут приписаны, правда, и слова, существовавшие прежде, вроде "недолюбить" или "всяко-разно". В другом исследовании насчитывается 150 неологизмов, тоже немало. В конце века представительный социологический опрос определил, что не знают Высоцкого вообще — всего полпроцента населения России. По этому показателю он опережает Пушкина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
