Юрий Шутов - Собчачья прохиндиада

Молча отнаблюдав всю эту процедурку, мне стал ясен план дальнейших действий. Вечером, кое-как успокоив «патрона», я отправился в НТК "600 секунд" к Невзорову. Свою изнурительную, каждодневную работу по иногда гениальной демонстрации городской клоаки Александр Глебович заканчивал обычно около полуночи, но с рассветом был уже на ногах. Он бесспорной талантливостью сумел заставить миллионы людей тянуться всю неделю к экранам телевизоров в назначенное для его передачи время. Таким образом, создал прекраснейшую в агитационно-пропагандистском смысле амбразуру для подавления любого социального явления либо индивидуального объекта. Возможность использования этого невзоровского оружия в своих целях притягивала к нему массу разных, порой враждебных друг другу интересантов — от малочисленных сектантов до милиции вместе с КГБ. Ему же удавалось приятельствовать со многими нужными людьми, оставаясь при этом пока еще почти вне чьего-либо контроля и явной зависимости. Подобному обстоятельству немало способствовали личные качества самого Невзорова. Причем не столько неврастеничность характера и дикость манер, выжигающие пространство вокруг него, сколько особенности его крайне не устойчивой психической конструкции. Именно поэтому творить с блеском по заказу, чей бы он ни был, ему представлялось трудноисполнимым, а точнее, почти невозможным делом. Такие работы, когда они бывали, по уровню творческого исполнения не достигали даже качества художеств обычного телеремесленника, что самого Невзорова впоследствии страшно угнетало. Видя свое творческое бессилие, он порой доводил себя до сильных психовспышек бешенства. Для раскрепощения заложенной в нем искры Божьей Невзорову обязательно требовалось, как королевской форели, встречное течение. Только идя против него, он с блеском мог демонстрировать зрителям всю мощь своих творческих сил и возможностей. Попросту говоря, для изготовления талантливой, проникающей в сознание и души людей телепередачи Невзорову нужен был самостоятельно избранный им, достаточно известный своей силой, но желательно безопасный противник. По понятной причине, над львом либо тигром лучше всего вдохновенно-шикарно куражиться и захватывающе-дерзко дразнить, когда хищник находится в клетке. Хотя до степени риска, испытываемого цирковым укротителем, Невзоров доходил с неподдельным энтузиазмом и весьма легко. В общем, для нужного чрезвычайно нервного психологического самонастроя, чтобы достигнуть блистательного, хлесткого результата, изумляющего досточтимую публику, ему требовалась ярко освещенная софитами общественного эффекта арена, в лучах которых он предпочитал одиноко купаться в кожаной куртке, обольщая всех своей одаренностью и лихой смелостью замаха на слонов и прочих крупных особей с интуитивно определенного безопасного расстояния. Чем популярней был противник и труднодоступней цель, тем интересней творил Невзоров, прикидываясь то красной тряпкой пред быком, то острой шпагой в искусных руках тореадора. Но никакую черновую, да еще долговременную работу наш маэстро исполнять, к сожалению, был не в состоянии. Причем не только не желал заставить себя ею заниматься, но, подозреваю, просто не умел выступать в роли охотничьего загонщика, чисто психически не совладая с необходимостью порой уступить кому-либо право первого выстрела. Поэтому допускал к нахождению вокруг себя лишь безропотной прислуги, но заносчиво исключал любых партнеров. Он мне все время нашего знакомства напоминал самовозгоревшуюся свечку, не знающую, что время ее горения впрямую зависит от внезапного задува и необычайно быстро расплавляемого воска. Поэтому ровный, а не всполохами огонек, хорошо освещающий все окрест, даже при движении против общепринятых течений был возможен лишь в защищенных от порывов ветра и других невзгод условиях да в окружении надежных товарищей, коих он заведомо исключал. Отчетливо представляя, с кем придется иметь дело, я, тем не менее, все равно решил обратиться с предложением о сотрудничестве именно к А.Невзорову. Сложность начала нашей совместной работы состояла в необходимости неприметно для самого Александра склонить его от криминально-богемной тематики полюбившейся всем передачи "600 секунд" в сторону не менее грязного, но более опасного политического большака. Причем, как уже говорилось, не указывая и не навязывая ему цели для поражения, а, с учетом его хрупкой болезненной психики, исподволь подсовывая ему для самонаводки объекты, подлежащие пропагандистскому обстрелу. Одним словом, только при соблюдении мною этих чутких условностей можно было рассчитывать Невзорову на публичный, персональный, творческий, шумный, но уже политический успех, а мне, стоящему за кулисой, на пропагандистско-идеологическое поражение невнятно прямолинейно означенных Александру мишеней, подлежащих уничтожению по совсем иным, чем он себе представлял, причинам. Таким образом, развернуть и использовать весь Богом данный Невзорову талант в нужном делу направлении представлялось на первый взгляд задачей не сложной, но фактически очень трудноисполнимой.

Мою вечернюю встречу с ним в НТК-600 мы закончили глубокой ночью у подъезда его дома на улице, носящей имя великого русского писателя. За это время удалось исколесить на моей машине почти весь город и кое в чем его убедить.

Несколько дней спустя, на исходе летней ночи, когда мошкара еще пляшет вокруг желтых кругов фонарей и беспризорные кошки вовсю мяучат цыганщину вперемешку с Бетховеном, мне пришлось громко барабанить в дверь его квартиры, так как звонок, подвергшись очередному налету поклонниц, не работал. Растолкав и привезя заспанного Невзорова к перилам самого широкого в Ленинграде моста у Мариинского дворца, я обратил его внимание на огромное алое знамя с серпом, развевающееся в предрассветной мгле на флагштоке крыши Ленсовета. Маэстро сперва не мог ничего понять, близоруко щурясь в небо, а затем, приблизив крышу дома объективом своей телекамеры и отчетливо различив серп с молотом на перевернутом вверх ногами кумаче, спросонья ахнул, чуть было не осев на поребрик тротуара.

После того, как вечером десятки миллионов людей узнали из "600 секунд" об этом феноменальном факте, перевернутое знамя на какое-то время стало основным символом "нового мышления" депутатов свежей популяции.

Днем в приемной зазвонил телефон правительственной связи. Собчак отсутствовал, поэтому я поднял трубку. Представившись, помощник Президента СССР глухим голосом попросил соединить Горбачева с Собчаком. Я ответил, что «патрона», к сожалению, нет на месте и вежливо поинтересовался причиной звонка. Странно не в меру словоохотливый москвич сообщил мне, что Президент страны, случайно посмотрев вчерашние "600 секунд" и выслушав комментарии ведущего, прямо-таки обомлел и сильно обеспокоился положением дел в ленинградском депутатском корпусе. Я как мог успокоил коллегу и даже пытался с его помощью передать Президенту пока еще Союза, что ничего странного в самом фактике использования советской символики в перевернутом виде нет, если соотнести это с внешним видом и умственным содержанием большинства народных избранников. Как в головах, так и на флагштоках — все наоборот. Причем избиратели тут, в общем, ни при чем. Их просто удалось обмануть. Ибо внезапная любовь к незнакомым, но громко уверявшим в своих достоинствах людям, так же как и щенок, рождается слепой. Государственников среди такой публики, судя по их биографиям, быть не могло. Умеющим играть, к примеру, на рояле родиться невозможно. И балбес тот, кто уверяет окружающих в способности исполнять то, чему не учился.