Ледяной поход генерала Корнилова - Андрей Юрьевич Петухов
– Обоз, вперёд!
Раненые приподнялись на повозках. В глазах у них читались надежда и тревога.
– Куда? Неужели прорвались? Быть не может!
Колонна пошла на северо-запад по Старовеличковской дороге. Противник заметил движение и перенёс артиллерийский огонь в лощину, где пролегала дорога. Однако сумерки мешали прицельной стрельбе, и снаряды ложились беспорядочно, не причиняя колонне особенного вреда, а наступившая темнота заставила 10 стрелявших орудий и вовсе замолчать.
Отколовшись от армии, в поисках личного спасения в колонии остался небольшой отряд во главе с генералом Гелленшмидтом. Как выяснилось позже, эти люди попали в окружение. Вряд ли кто-то из них смог выйти из огневого кольца живым.
Походный лазарет оставил в Гнадау несколько особенно тяжёлых раненых, которые, по мнению врачей, всё равно не перенесли бы походные условия, оставили и тела умерших, на их похороны не оставалось времени.
Безверие и паника настолько захлестнули кубанцев, что, унося ноги из колонии, кубанское правительство даже бросило казну, вывезенную из Екатеринодара. «К вечеру 2 или 3 апреля наш отряд получил приказание разобрать по сумам брошенную или оставленную “Кубанскую Казну”… …и быть готовыми к немедленному выступлению. “Крыли” мы бросивших двуколки с казной, на чем свет стоит! Кони уставшие, голодные, а тут еще добавочная нагрузка»[325], – вспоминал М. Д. Гетманов.
В авангарде шла 1-я бригада, затем походный лазарет, обоз, чехословацкий батальон, а замыкал колонну арьергард – 2-я бригада. Генерал Марков с группой верховых и конвоем почти в 100 шашек проскакал в голову колонны. Вместе с командиром 1-й бригады впереди колонны шли – генерал Боровский, полковники Тимановский, Туненберг, Бонин и Миончинский и чины штаба бригады. За ними следовали офицеры связи, конвой и конная команда подрывников. Затем – 1-я батарея, Офицерский и Кубанский стрелковый полки, а также артиллерийская рота.
Обоз вытянулся на добрые 8—10 вёрст. Несмотря на сокращение количества повозок и ревизию лазарета, «главные силы» по-прежнему оставались огромными и неповоротливыми. Если прежде генерал Корнилов лично регулярно инспектировал их, то после его смерти за порядком в обозе, как правило, следили лишь его начальники. Настроение у всех было подавленное.
«В обозе от порядка, который я привык видеть при Верховном, не было и следа, – писал хан Р. Б. Хаджиев. – Теперь здесь все были хозяева. Все ехали где и как хотели. Несмотря на то, что значительное число раненых было сокращено оставлением на произвол судьбы почти в каждой станице, якобы для уменьшения обоза, тем не менее этот обоз увеличился в несколько раз. Верховный всегда говорил: “Обоз только для раненых!..” Теперь же раненых бросили, а обоз был для здоровых и спекулянтов… Чтобы устроиться в нём, стоило только поговорить об этом с начальником обоза… поговорить через его адъютанта, который уж знал, как доложить своему начальнику»[326]. Комментируя мнение хана Р. Б. Хаджиева, отметим, что у нового главнокомандующего, да и ни у кого другого из начальников, не было такого авторитета, каким обладал генерал Корнилов. Штаб армии, видимо, решил тогда, что отдавать распоряжения, которые почти наверняка не будут исполнены, означает расписаться в собственном бессилии. Находившуюся на волосок от гибели армию генерал Деникин спасал от развала и разгрома как мог и как умел и, в конечном счёте, спас…
При выходе из колонии за штабом и его конвоем в 20 шашек по собственной инициативе увязался большой кавалерийский отряд коней в 300–400. «Я стал рассматривать эту колонну и убедился, что циркулировавшие в колонии слухи о составлении конных партий для распыления не были ложными, – вспоминал С. М. Трухачёв. – Это были именно эти партии и разъезды, очевидно, не надеявшиеся, что армия благополучно выскочит из Гначбау, и ставшие в голову колонны, чтобы при случае распылиться»[327].
В начале движения справа обнаружилось чьё-то присутствие. Не останавливаясь, генерал Марков направил туда конную сотню полковника Бобрышева, которая двинулась в густую темень с криками «ура», но никого не нашла и была отозвана к авангарду. Вскоре колонна круто повернула направо и двинулась в северо-восточном направлении на станицу Медвёдовскую. Для отвлекающего манёвра и порчи путей севернее Медвёдовской пошла кавалерия генерала Эрдели. С тем же заданием к югу от станицы двинулся Черкесский конный полк.
По счастью, ночь на 3 (16) апреля выдалась тёмная, луна появилась поздно, после полуночи, и армия шла, не тревожимая противником. Преодолев 24 версты, около 4-х часов утра, колонна остановилась. Вдалеке, у переезда, замелькали огни железнодорожной будки, что располагалась в версте от станции Ведмидивка. Генерал Марков направил к будке конных разведчиков, но не выдержал томительного ожидания и сам помчался вслед за ними. От лица арестованного дорожного сторожа он переговорил по телефону со станцией, успокоив встревоженных подозрительным шумом красноармейцев. На станции стояли 2 эшелона с пехотой и бронепоезд. Красные как будто успокоились, но пообещали на всякий случай прислать к переезду бронепоезд.
– Присылайте, товарищи, – согласился генерал Марков. – Оно будет вернее.
Внезапно появился шанс на спасение. Выпала козырная карта, а значит, игра не закончена! Неутомимый генерал Марков точными, отрывистыми фразами отдавал распоряжения.
Вдоль путей мгновенно рассыпалась и залегла офицерская цепь, оба орудия 1-й батареи подполковника Миончинского встали на позицию – одно перевезли через полотно и установили для стрельбы в упор сбоку, а другое поставили к углу будки для стрельбы вдоль полотна. Левее будки пристроились с «максимом» батарейные пулемётчики. Орудийные номера, вчерашние юнкера, слаженно окапывали сошник, снимали чехлы и подносили из передка бесценные, последние 4 гранаты.
Штабс-капитан Шперлинг сам встал к панораме. Нервным приглушённым окриком подполковник Миончинский отправил бесполезные передки куда подальше.
Не теряя времени, растянутые на 10 вёрст разношёрстные «главные силы» на переезде начали переправляться через пути. На это им требовалось не менее 2–3 часов. Только густая тьма спасла обоз от неминуемой гибели. Случись переправа часом позже, когда стало светать, и пулемётные очереди разнесли бы его в клочья.
Для овладения находившейся в полуверсте от переезда станицей главнокомандующий направил штабные конные команды во главе с подполковником Генерального штаба Ряснянским. Батальон Офицерского полка генерал Марков отправил к станции Ведмидивка, а инженерную роту, для порчи полотна в южном направлении.
5-я рота марковцев развернулась справа от полотна, а 4-я шла слева. На полпути к станции на 4-ю роту внезапно выскочил конный разъезд красных. В темноте противники стали переговариваться друг с другом, пытаясь определить, кто перед ними – свои или чужие. Наконец красные выдали себя, испросив пароль, которого у марковцев не было. В ответ им грянул ружейный залп, срезав несколько всадников, остальные скрылись.
Теперь о внезапном нападении на станцию нечего было и думать. Уже через несколько минут появился бронепоезд. Тяжело пыхтя, с потушенными огнями он медленно продвигался к железнодорожной будке и переезду. Свет от открытой топки зловеще скользил по полотну.
Желая задержать
