Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 7. По зимнему следу

Как раз в этот момент один из сидевших в танках радистов судорожно схватился за шлемофон. На монотонный запрос: «Двадцать четвертый, двадцать четвертый…» – радист услышал слабый, но отчетливый голос:

– Двадцать четвертый. Вас слушаю…

Связь не терялась. На вопрос: «Что с вами, как себя чувствуют люди?» – затонувший танк отвечал:

– Все живы. Вода медленно прибывает. В танке свет, работает помпа. Дышать становится трудновато…

Какими были эти сорок минут у четверых ребят под водой?

Самым опытным в танке был механик-водитель Сергей Кузякин. Он сразу почувствовал: зеленый ровный лужок – ловушка. Но было поздно. Танк клюнул носом, и сразу смотровые щели окутала темнота. Через моторное отделение хлынула в танк вода. Из-за наклона она затопила переднюю часть, и водитель сразу же оказался в воде выше пояса. Все-таки он успел поставить рычаг в нейтральное положение и включил помпу.

В это же время командир танка Юрий Дружинин, полагая, что верх башни находится над болотом, приоткрыл люк, но мгновенно его захлопнул – в машину хлынул поток воды. На шлеме повисли мягкие космы водорослей.

– Ничего, ребята, бывает и хуже, – сказал механик-водитель. Это были первые слова после минутного оцепенения.

Кое-как стянув мокрый до нитки комбинезон и закутавшись в ватник, Сергей попросил закурить. Ему не могли отказать – механик не попадал зубом на зуб. Огонек сигареты для всех был маленькой точкой тепла и спокойствия. Но, сделав пару затяжек, Сергей придавил сигарету пальцем к броне – каждый глоток свежего воздуха надо было беречь.

Все четверо не считали, что сидят глубоко. Поэтому сразу же попытались приподнять пушку в надежде, что ствол послужит трубой для дыхания. Однако пушка не шевельнулась.

Вода прибывала, но медленно, почти незаметно – хорошо работала помпа. Заглушка помпы на поверхности танка была накануне потеряна, и эта потеря сейчас обернулась большой удачей. Затопленные аккумуляторы исправно давали ток. Жужжала помпа, светились три синие лампочки, в порядке была и рация, хотя ответа на позывные не поступало.

В первые полчаса дышать было почти нетрудно. И хотя тревожная неизвестность беспокоила каждого, внешне никто не выдал ее. Сергей Кузякин, как всегда, пытался шутить:

– Там, наверху, наверное, думают, что придется скинуться на венок…

Они уже знали: танк ищут. Раза четыре по броне были слышны глухие толчки. Знать о себе они могли дать только по радио. И Юрий Дружинин говорил, говорил: «Я двадцать четвертый… двадцать четвертый…»

Связь наладилась неожиданно. Сначала услышали голос радиста с танка «321», и сразу же стал говорить майор:

– Делаем все, что можем. Держитесь. Скоро будем вытаскивать…

Майор приказал беречь силы: не двигаться без нужды, не говорить, попытаться понемногу стравливать воздух из баллонов для запуска двигателя…

Минут через десять их попросили сказать, по какой части танка придутся удары щупом. Они отвечали: «Это корма. Это башня. Это правая сторона…» Стало ясно: сидят они глубоко и вызволить танк будет непросто. Но они все-таки не знали, сколь драматично их положение. Не знали, что еще более трех часов им предстоит продержаться в стальной скорлупе и только мужество принесет им спасение.

Майор Андреев: «В первые полчаса мы поняли: своими силами подобраться к крюку и надеть петлю троса до крайности сложно. Поэтому сразу послали транспортер поднять тревогу, найти и возможно скорее доставить сюда водолаза. Я знал: для этого потребуется время, и потому тут, на месте, сложа руки мы не сидели».

Первым танк обнаружил сержант Базылев. Наверх его подняли без чувств. Очнувшись возле костра, он сказал, что танк сидит глубоко в торфе и, чтобы добраться к крюкам, надо делать расчистку. Как раз в этот момент радист крикнул из люка: «Живы!»

Место, где это было.

«Эта весть прибавила сил, но возможности наши остались прежними. Мучительно было слышать голос людей, знать, что они тут, рядом, что им грозит гибель, и чувствовать себя бессильными помочь им немедленно».

Ныряли по очереди: рядовые, офицеры, сержанты. Обвязавшись веревкой, для балласта брали в руки тяжелые траки и опускались в жижу. Привезли изолирующие от воды противогазы. Однако эффекта они не дали. Ледяная вода затрудняла дыхание, сводила судорогой руки и ноги. Но попытки добраться к крюкам не прекращались. Танкисты видели, как ныряльщиков приводили в чувство возле костров. И все-таки каждый считал своим долгом обвязаться веревкой и смахнуть над крюками хотя бы пригоршню торфа. У Владимира Базылева в танке был друг – Сергей Кузякин. Едва очнувшись, Владимир снова и снова бежал к «полынье»…

Майор Андреев: «Связь с танком не прерывалась. И вести разговор было уже мучительно трудно. Я чувствовал: ребята держатся молодцом. Но все чаще слышал слова: «Дышать трудно… Сколько еще, товарищ майор?..» Сколько еще? Если бы я знал, сколько! Я говорил: «Ребята, надо держаться, надо держаться…»

Танк под водой был уже три часа.

Чуть ниже рации подъем воды прекратился. «Как видно, щели в моторной части забило торфом, и помпа уносила за борт воды столько же, сколько ее поступало». Все, что было на днище машины, вода подняла кверху. Плавал спичечный коробок с рисунком оленя и призывом «Береги природу!», плавал клочок газеты и комок пакли. Вода покрыта была масляной пленкой и в синем неярком свете зловеще поблескивала.

Пространства в танке между водою и верхом башни осталось столько, что четверо людей, подобрав ноги и прижавшись друг у другу, полностью его заняли.

Воздух… «Появилось чувство, как будто я долго бежал и попал в душную комнату» (Юрий Дружинин). «Совет майора насчет баллонов всех нас обрадовал. Как же мы сразу не догадались? Но как подобраться к баллонам? Они затоплены. И там, в передней части, глубина наибольшая».

Спуститься к баллонам взялся наводчик Леонид Пургин. С трудом оставляя голову на поверхности, он дотянулся к нужному месту. Воздухом из баллонов запускают тяжелый мотор. Давление в них большое. И вряд ли кто пробовал дышать этим воздухом. «Шплинт у винта под нажимом сломался. Я вынырнул, не зная, что предпринять. Перебить провод? Воздух раздавит нас, как котят. Нырнул второй раз и сам не знаю, каким чудом открутил гайку, соединявшую два трубопровода…»

Вода забулькала. Дышать стало легче, но от прибавки давления появилась резкая боль в ушах и шум в голове. Закрутив гайку, Пургин вынырнул. Руки и ноги от холодной воды не гнулись. Согреть его можно было только человеческим теплом, и четверо ребят еще теснее прижались друг к другу…

Пургин трижды спускался в воду к заветной гайке. Третий раз он едва-едва выбрался наверх. Сил не было. Духота и давление в танке были так велики, что сказать слово или приподнять руку было мучительно трудно. Все глядели на командира, державшего связь с верхом. Потом командира сменил Леонид Пургин.