Николай Греч - Воспоминания о моей жизни

Прекрасное это время, благотворное, кроткое, спокойное, продолжалось до 1805 года. Достойно замечания, что и заря царствования Екатерины II продолжалась лет шесть благотворно для России. Потом увлекли ее замыслы властолюбия и честолюбия: война турецкая и раздел Польши. Благо и польза России стали на втором плане. Потом возник и у нее Аракчеев — образцовый варвар Потемкин, и опутал ее как злой паук: он много повредил и ее славе, и благу России.

В 1801 году революционные войны были прекращены заключением мира в Люневилле между торжествующей Францией и изнеженной неудачными походами Австрией. В 1802 году подписан был мирный трактат между Францией и Англией в Амьене, но не надолго. В 1803 году Англия нарушила мир вследствие многих самовольных поступков Наполеона. Россия была в стороне, но в марте 1804 года случилось происшествие, изумившее всю Европу. Бонапарт вопреки всем правам и законам велел схватить в Германии жившего там спокойно герцога Ангиенского, потомка Бурбонского дома, привезти его в Париж, посадить в тюрьму и расстрелять вследствие беззаконного приговора. Этот поступок преисполнил меру терпения Европы, но Англия не имела средства выразить свое неудовольствие, находясь уже в войне с Францией. Австрия не могла двинуться от нанесенных ей ран, Пруссия боялась поссориться с Францией.

Возвысил голос один Александр. В звании поруки в сохранении Люневильского мира он подал протест Регенсбургскому сейму против нарушения нейтралитета Германии. Протест этот был написан в выражениях сильных, но умеренных и вежливых. Бонапарт отвечал дерзко и нагло. Тьер называет ноту Александра неблагоразумной. Нет! Это наименование следует дать ответу Наполеона, ибо он стоил ему трона.

На жалобу Александра, что принц Бурбонский захвачен был не во Франции, а за границею, на чужой земле, Наполеон отвечал, что вынужден был к тому интригами Бурбонов, участвовавших в замыслах Жоржа, Пишегрю и других на его жизнь. «На моем месте, — сказал он, — русский император поступил бы точно так. Если б он знал, что убийцы Павла Первого собирались для исполнения своего замысла на одном переходе от границ России, не поспешил ли бы он схватить их и сохранить жизнь, ему драгоценную?» Эта кровная обида запала в сердце Александра и поселила в нем неизгладимую ненависть к Наполеону, руководствовавшую всеми его помыслами и делами впоследствии. Принужденный заключить с ним мир в Тильзите, Александр принес в жертву своему долгу и России угрызавшее его чувство, но ни на минуту не терял его и, когда приспело время, отомстил дерзновенному совершенной его гибелью. Вообще Александр был злопамятен и никогда в душе своей не прощал обид, хотя часто, из видов благоразумия и политики, скрывал и подавлял в себе это чувство[24].

Разногласие с Франциею увлекло Александра на поприще политики и войны. Дерзости и захваты Бонапарта вывели Европу из терпения. Все, и самые недальновидные, люди понимали, что при существовании этого человека мир в Европе невозможен. Новый император жил и дышал войной и, тревожа, оскорбляя, грабя всех, кого мог, утверждал, что все это делает для своей защиты от государств, возбуждаемых против него золотом Англии. Сделаем здесь одно замечание, выведенное нами из всей истории Франции XIX века. За исключением времени царствования Бурбонов обоих линий, особенно старшей, она возвышалась, устраивалась, распространялась, побеждала, торжествовала — обманом и ложью, что продолжается и поныне. Пишу эти строки 9 ноября 1857 года и утверждаю, что это стереотипное и исключительное орудие Наполеоновской династии сгубит и нынешнего Гришку Отрепьева, называемого Лудовиком-Наполеоном III. Владычество этого племени в Европе есть в ней то же, что преобладание золотушного начала в человеческом теле. Впрочем, французов нельзя угомонить ничем так, как ложью, хвастовством и блеском.

В 1805 году созрел этот нарыв и разразился австрийской кампанией. Ульм и Аустерлиц решили судьбу Европы в пользу Наполеона. Оставалась нетронутой Пруссия, но и ее час пробил вскоре. Наполеон, уступив ей не принадлежавший ему Гановер, поссорил ее тем с Англией и в то же время своими дерзостями и кознями принудил ее к вызову, уверяя, что хочет мира. Прусская кампания 1806 года не имела подобной себе в истории. Это Росбахская битва в пятнадцати местах. Русские не успели подойти вовремя, но, столкнувшись с Наполеоном, дали ему знать свою храбрость и стойкость при Эйлау. А он наконец взял свое. Победой под Фридландом он доказал, что нам еще рано с ним бороться. Англия помогала нам вяло. Австрия хитрила и мошенничала, как всегда. Александр увидел себя в необходимости склониться на мир, и он был заключен в Тильзите.

Тьер и другие историки не решили еще, искренен ли был Александр в дружбе, которую при сем случае заключил он с Наполеоном. Нет! Истинным другом не был он с ним никогда и ни минуты ему не верил. Он, может быть, не хотел с ним войны, может быть, надеялся сначала, что и Наполеон будет с ним откровенен и прямодушен, но этого не было. Рана, нанесенная нотой о герцоге Ангиенском, не заживала. Да и кто мог ужиться с Наполеоном? Он бросался на друга и на недруга, как бешеная собака, и только совершенно рабское подчинение его власти могло, и то ненадолго, удержать его жадность и дерзость в некоторых пределах.

Говорят, что Парижский мир постыднее Тильзитского. Нет! Нет! Мы в 1856 году заключили мир, видя, что продолжение войны не может повести к успехам, уступили свое, не взяли чужого. Но тогда мы взяли из рук недавнего врага область (Белостоцкую), отнятую нами у нашего друга и союзника, и этим набросили тень на наше бескорыстие. В оправдание наше говорили, что, если б мы не взяли ее, она все же осталась бы за герцогством Варшавским и не была бы оставлена во владении Пруссии. Я полагаю, что Александр взял эту полосу земли в угождение Наполеону и для уверения его в своей дружбе; взял ее с ведома и согласия короля прусского. При заключении Тильзитского мира Александр именно сказал королю и королеве прусским: «Потерпите; мы свое воротим. Он сломит себе шею. Несмотря на все мои демонстрации и наружные действия, в душе я ваш друг и надеюсь доказать вам это на деле».

Глава девятая

Тильзитский мир огорчил Россию, но не ослабил ее: напротив того, дал ей средства и повод продолжать войну с Турцией и приобрести Финляндию, но для России имел он следствия пагубные тем, что произвел в Александре существенную перемену. С тех пор прекратились или чрезвычайно ослабли благородные его помышления о благе и просвещении России. Он сделался недоверчивее и нелюдимее прежнего. Достойные слуги его были удалены или удалились сами. Граф П. А. Строганов, опасаясь, что его употребят по дипломатической части в сношениях с врагом Европы и России, перешел в военную службу. Чичагов сдал министерство морское жалкому маркизу Траверсе. Новосильцев прозябал попечителем Петербургского учебного округа, доколе не был (1-го января 1811 года) сменен фанфароном Уваровым. Князь П. П. Долгорукий, М. Н. Муравьев умерли. Возвысились глупые и недобрые Куракины, неспособный говорун Румянцев, мнимо справедливый, бестолковый князь Д. И. Лобанов-Ростовский. По смерти графа Васильева (1807 г.) управлял Министерством финансов государственный казначей Федор Александрович Голубцев и, изобличенный неосторожностью секретаря во взятках, уступил место ничтожному графу Гурьеву. С другой стороны, возник Аракчеев во всей красе своей. Александр более и более пренебрегал ненавистными ему внутренними делами, ограничиваясь военными и дипломатическими. Честь, как говорили во время французской революции, удалилась в армию. Войны с турками и со шведами были школой для наших генералов и офицеров.