К Акула - Боем живет истребитель

- Берегись, сзади "желтый кок"!

Маслов вильнул в сторону, но "желтый кок" не таков, чтобы упустить добычу. По всему чувствовалось: хватка у него мертвая.

Бросаюсь на выручку к Маслову. До "мессера" далеко, его не сбить, но пугнуть можно. Даю очередь по ведущему, он взмывает вверх, ведомый - за ним, но через некоторое время плавно отходит вправо вниз.

Приманка! Шалишь, брат, не те времена...

- Горьков, преследуй ведомого! - сказал я, а сам пошел за ведущим пары "желтых коков".

Поняв, что поймать меня на удочку не удалось, тот взмыл свечой вверх. Но просчитался - между нами не такое уж большое расстояние. Оценив обстановку, "желтый кок" совершает левый переворот. Чтобы его не потерять, ложусь на спину, иду за ним. Его ведомый, описав круг, крутой восходящей спиралью пытается зайти мне в хвост. Горьков тянется за ним. Его навскидку обстреливает "желтый кок", а я в это время иду ему наперерез. Чтобы атаковать наверняка, вхожу в боевой разворот, смотрю - "желтый кок" проскальзывает мимо меня. Неужели уйдет? "Карусель" длится минут десять, поднимается все выше, вот мы уже на высоте более девяти тысяч метров, где маневрировать нелегко разреженный воздух. "Желтый кок" тоже стремится занять исходное положение для атаки. Но это ему, как и мне, не удается.

Дважды сходились в лобовых - безрезультатно. Снаряды прошли мимо. И вот третья лобовая. Прицеливаюсь - перед глазами два самолета. Встрепенулся, встряхнул головой - один. Через мгновенье - снова два. Это наступило кислородное голодание: у меня во рту был мундштук, но разве в такой горячке сумеешь дышать чистым кислородом? А противник мой в маске. Ему хорошо. Мне стало ясно: если я сейчас, собрав все свои силы, не собью "желтого кока", он сразит меня. В лобовой атаке у меня был излюбленный прием. Я и прибегнул к нему: плавно, еле заметно пошел вниз. Фашист решил, что я ухожу. Потянулся за мной. Я перехожу в горизонтальный полет. Иду со скольжением: почти без крена, не выпуская противника из прицела. А ему трудно взять меня в перекрестие: моя машина все время как бы ускользает в сторону, хотя глазом заметить это почти невозможно. Он начинает доворачивать. Чувствую, сейчас придет решающее мгновение. А тут нехватка кислорода... Сердце чуть не выскакивает, кровь стучит в висках, дыхание учащается.

Давно не испытывал такого напряжения. Но надо выдержать. И, главное, не упустить момент: раньше открою огонь - бесполезно, между нами большая дистанция, чуть позже - вражеские снаряды прошьют меня. Сработать точно, в свое время - в этом весь фокус.

То и дело встряхиваю головой, чтобы избавиться от "второго" самолета. Вижу - "мессер" еще ближе подворачивает, стремясь лучше прицелиться.

Расстояние между нами сокращается. Еще, еще, чуть-чуть еще. А вот теперь палец на гашетку!

Последний кадр, запечатлевшийся в моей памяти: "желтый кок" как-то неестественно вильнул и пошел вниз. А я как будто сквозь сон слышу: "Лавочкин", выводи, выводи машину!" С огромным трудом открываю глаза. И вижу, как головокружительно мелькает земля - самолет в штопоре. Быстро выхожу из него. Снова слышу:

- Кто штопорил?

- "Чайка-19", я - Скоморох!

- Отлично. Смотри: внизу догорает сбитый "желтый кок", а справа спускается на парашюте фашистский летчик.

- Понял. А где остальные? Где Керим (Кирилюк), Горкин (Горьков), Калаш (Калашонок)?

- Иди на юг, они там барражируют.

Лечу туда и думаю: что со мной приключилось? Знал, что кислородное голодание приводит к заболеванию так называемой эйфорией (буквально означает "хорошо переношу"). Не думал, что болезнь эта настолько коварна - погружает тебя в сладкий сон, с которым невозможно бороться.

На земле узнал: взятый в плен пилот "желтого кока" - майор, воевал в Польше, во Франции, в нашей стране, имел на счету 50 сбитых самолетов.

В Кишкунлацхазе у нас настоящий бетонированный аэродром. До чего надоели нам размокшие полевые площадки! Там и машины вечно грязные, обувь и обмундирование - сырые. Другое дело стационарный аэродром - кругом сухо и чисто.

Здесь мы встретились с летчиками генерала И. Д. Подгорного, летавшими на "яках" с красными носами. Это придавало машинам особый шик. Летчики нашей эскадрильи тут же последовали этой моде - покрыли красной краской переднюю часть капотов Ла-5. Строй наших истребителей стал выглядеть на земле и в воздухе наряднее и внушительнее. Это заметили летчики других эскадрилий и сейчас же последовали нашему примеру. Но, оказалось, маленькое новшество ко многому обязывало. Фашистские летчики, встречая самолеты с красными кольцами на носу, настораживались и обходили их стороной. Такое поведение противника психологически объясняется просто: все необычное сначала отпугивает, а на войне - тем более. Потом гитлеровцы осмелели, попытались прощупать "красные носы". Несколько раз они получили хороший отпор, а потом им повезло - напали на одного из молодых, малоопытных летчиков и клевали его до самого аэродрома. Всем нам было очень неприятно наблюдать эту картину: коль уж покрасил нос своему истребителю, так держись на высоте, не подводи. Этот случай заставил некоторых товарищей смыть с капотов красные кольца, ставшие как бы символом особой бойцовской выучки...

Утром 20 декабря началось новое наступление войск 3-го Украинского фронта с целью прорвать сильно укрепленную фашистскую линию "Маргарита", овладеть городом Секешфехервар и, обойдя с запада Будапешт, соединиться с войсками 2-го Украинского фронта.

Наступление поддерживали свыше 800 самолетов - весь действующий парк 17-й воздушной армии.

Это были дни исключительно напряженной боевой работы. Мы буквально висели над черным передним краем и возвращались на забеленную сырым снегом землю лишь для того, чтобы заправиться горючим и пополнить боеприпасы.

Мы беспрерывно обрушивали шквал смертоносного огня на артиллерийские позиции, оборонительные сооружения врага. И тут начались ожесточенные воздушные схватки.

В разгар напряженной боевой работы в полк прибыли давние наши знакомые журналист Юрий Казьмин и фотокорреспондент Николай Гаврилов, оба капитаны. У них было задание сфотографировать летчиков, отличившихся над батинским плацдармом, рассказать о них в армейской газете.

Пока беседовали, все шло хорошо. Григорию Денисовичу льстило внимание армейской прессы, он охотно рассказывал о каждом из нас.

Но вот пришло время фотографироваться.

Некоторые летчики считали это плохой приметой. Они начали избегать капитана Гаврилова. Заметив это, Онуфриенко сказал:

- Ребята, уже пятый час, дело к вечеру, вылеты вряд ли будут, так что можно запечатлеть себя на пленке.

Прибывший с газетчиками летчик-инспектор майор Н. Ковалев сказал: