Андреа Бочелли - Музыка тишины

Амос не знал этого, но у него колотилось сердце при одной мысли о всех тех, кто мысленно был с ним в эти мгновения, о тех, кто переживал за него и дрожал от волнения так же, как и он сам. Все остальные никоим образом не занимали его мысли – ни те, кто смеялся над его устремлениями и многочисленными безуспешными попытками добиться чего-либо, ни те, кто старался превратить в прах его надежды. Таким людям он не посвятил и секунды своего времени, будучи уверенным в том, что в столь значительные моменты жизни нужно думать лишь о хорошем.

Наконец наступила суббота. Амос провел ее в полном одиночестве, запершись в гостиничном номере, и в самом строгом молчании. Когда Дельфина пришла за ним, она с изумлением обнаружила, что его словно никак не затронула общая атмосфера, царившая за стенами его комнаты. Амос даже не включил телевизор, чтобы посмотреть, как проходит фестивальный вечер, начавшийся час назад. Было уже поздно, и следовало торопиться в театр. Такси ждало их у входа в отель. Он сел сзади вместе с Эленой, а Дельфина устроилась на переднем сиденье и стала быстро давать инструкции водителю.

На дорогах были адские пробки. На тротуарах стояли толпы людей: всем хотелось увидеть артистов вблизи, – и то и дело раздавались безумные крики, когда кому-то казалось, что в очередном роскошном автомобиле мимо проезжает знаменитость.

Выйдя из такси, Амос протиснулся через толпу, которая еще не слишком хорошо знала его в лицо, и поспешил в гримерку. Едва он начал распеваться, как уже настал его черед выходить на сцену. Элена не отходила от него и крепко сжимала его руку. С другой стороны шла синьора Катерина, тоже заметно взволнованная: после всех предпринятых ею попыток протолкнуть этот необычный даже с коммерческой точки зрения проект она тоже внутренне готовилась к грядущим переживаниям и никак не могла успокоиться. Элена хранила молчание и все пыталась сглотнуть застрявший в горле ком, который мешал ей свободно дышать. Когда она услышала имя Амоса и поняла, что ей нужно отпустить его, внезапная мысль пронзила ее: «Я всегда была рядом с тобой, любила тебя и была готова на все! Но сейчас я могу только стоять здесь и переживать за тебя. Теперь все в твоих руках, иди, и будь что будет; иди, любимый!»

Сжавшись в комочек в первом ряду, синьора Барди испытывала такие же чувства, как и ее невестка. В подобных случаях супружеская и материнская любовь очень похожи: обе пронзительны и абсолютно искренни. Синьору Барди тоже охватило ощущение бессилия, когда ее взгляд устремился к сыну, севшему за рояль и мягко опустившему пальцы на клавиши. Ей так хотелось привести ему в порядок прическу, поправить воротничок рубашки, может быть, расстегнуть пуговичку на пиджаке, подсказать ему, чтобы повыше держал голову, вел себя спокойно; и она вдруг стала истово читать про себя короткую молитву. Она сжала кулаки и закусила губу, а затем откинулась на спинку кресла и замерла, словно силы окончательно покинули ее. Только ее большие добрые глаза излучали свет, согревая Амоса лучами надежды, радости, силы, страха, страсти и волнения.

Амос запел, и в его голосе звучали все тот же страстный порыв, тот же дух отождествления, что всегда отличали его. Он пел и думал лишь о том, что нужно выложиться до предела. Первую строчку он спел почти робко, с нежностью, но затем вложил в голос всю его силу и теплоту. И реакция не заставила себя ждать: зал немедленно разразился громкими аплодисментами.

Элена и синьора Катерина стояли за кулисами и следили за выступлением своего героя по специальному монитору. Они не сводили с Амоса глаз, не в силах сдержать рвущиеся наружу эмоции.

Амос, успевший к тому времени успокоиться и полностью овладеть собой, вкладывал в каждое слово песни столько чувства и энергии, что сам поражался, а переход с одного тембра на другой давался ему так легко, что публика в зале была вне себя от восторга: кто-то из зрителей выкрикивал фразы одобрения, другие в экстазе вскакивали со своих мест; в самом конце исполнения встал уже весь зал. Разразившиеся овации и крики оглушали, у многих на глазах блестели слезы, и даже ведущий не мог справиться с ситуацией.

За кулисами Амоса сразу же встретила Элена, которая не сказала ему ни слова, а просто повела обратно в гримерку. Но на лестнице она вдруг остановилась, обеими руками схватила Амоса за лацканы пиджака и, спрятав лицо у него на груди, разрыдалась. Катерина, которая шла позади, увидела это, но не стала останавливаться, чтобы не потревожить редкую по своей романтичности, в особенности в наши дни, семейную сцену, лишь легонько потрепала по волосам своего нового артиста.

Вскоре Амоса вместе с остальными исполнителями проводили на другой этаж, где следовало ждать результатов голосования. Нужно было пройти по узкому коридору, по обеим сторонам которого располагались многочисленные двери, ведущие в комнаты – по одной на каждого исполнителя.

В комнате, предназначенной для него, Амос обнаружил лишь один-единственный стул. Он сел, а Элену посадил к себе на колени. Через тоненькую стенку, отделявшую Амоса от соседей, он вдруг услышал звуки акустической гитары: кто-то бренчал, стараясь обмануть время и справиться с нараставшим с каждой секундой волнением. Впрочем, поделать уже ничего было нельзя, да и говорить особо не о чем. Каждое произнесенное слово казалось бессмысленным и смешным. Периодически из зала доносились одобрительные крики, но это была ложная тревога. Прошло совсем немного времени, но у всех было ощущение, что миновала вечность.

Внезапно в дверь постучали: это была Барбара, помощница Дельфины, которая работала в той же дискографической компании. «Идем, – сказала она, улыбаясь, – нам надо торопиться».

«А что такое?» – немного удивленно и с нетерпением спросил ее Амос.

«Как?! Ты что, не знаешь?» – воскликнула она недоверчиво.

«Нет, – откликнулся Амос, – мне сказали, чтобы я подождал здесь пять – десять минут, но прошло уже гораздо больше…»

Барбара перебила его: «Ты победил, Амос! Ты победил, а тебе до сих пор никто ничего не сообщил?! Надо бежать, меня прислали за тобой!»

На мгновение Амосу показалось, что он спит и видит сон. Его охватило оцепенение, он не мог произнести ни слова, но потом взял себя в руки. «Ну, тогда пойдем», – сказал он спокойно. Их окружали все остальные участники, и ему не хотелось ранить кого бы то ни было лишними проявлениями восторга. Он взял Барбару под руку, и они пошли к лестнице, а Элена следовала за ними. По пути все пожимали ему руки и поздравляли с победой.

Наверху его остановили журналисты трех крупных новостных изданий: «Буквально два слова по горячим следам, Барди: что вы чувствуете в данный момент, о чем думаете?»