Андрей Хорошевский - 10 гениев спорта

Нередко вмешательство людей, далеких от сути конфликта, приводит к отрицательным последствиям. Однако иногда помощь посторонних может оказаться очень полезной. Однажды Ирину и Александра вызвал к себе один из руководителей Спорткомитета Министерства обороны СССР, бывший летчик, генерал А. М. Мирошник. Он не очень хорошо разбирался в делах спортивных, но зато разбирался в людях.

– Вот что, ребята, вам надо что-то решать. Кто, вы считаете, может быть вашим новым тренером?

Это был трудный вопрос. Если уходить от Жука, то к самому перспективному тренеру.

– Тарасова, – ответила Ирина.

– Я ее не знаю. Но если вы убеждены, поступайте, как летчики. Летчику в воздухе некогда особенно долго размышлять, он принимает решение, а на земле выясняется, прав он был или неправ. И если был неправ, это уже не имеет значения, потому что летчик погиб…

Это был трудный шаг, но на него пришлось решиться. Ирина и Александр побывали у Татьяны Тарасовой, и она согласилась с ними работать. Действительно, дочь знаменитого хоккеиста и тренера Анатолия Тарасова была перспективным, но все-таки очень молодым тренером, всего-то на два года старше Родниной. К тому же, «стиль Тарасовой» коренным образом отличался от «стиля Жука». Станислав Алексеевич прежде всего обращал внимание на сложность программы и способность спортсменов выполнить тот или иной набор технических элементов. Он никогда не ставил программу сразу, сначала заставлял подопечных отработать до совершенства большинство элементов, что-то отбрасывал и затем уже, когда появлялась подходящая музыка, окончательно утверждал всю программу целиком. У Тарасовой был диаметрально противоположный подход – для нее главным элементом была музыка, исходной точкой являлась художественная идея, на которую уже потом «нанизывались» технические элементы.

Начало работы было трудным как для тренера, так и для подопечных. Тарасова еще никогда не работала с фигуристами такого уровня. Если с прежними учениками она могла экспериментировать, то с Родниной и Зайцевым нужно было давать результат, причем как можно быстрее. А времени как раз было в обрез – обычно подготовка к новому сезону начинается в июле, в крайнем случае, в августе, а Ирина и Александр пришли к Тарасовой в октябре. За короткий срок нужно было практически заново поставить и обязательную, и произвольную программы. А ведь время требовалось не только для чисто технической работы. Новому тренеру и новым ученикам нужно было присмотреться, притереться друг к другу, найти какие-то точки соприкосновения вне фигурного катания. «В первые дни нашей работы я и Татьяна, начав говорить на узкоспортивные темы – о технике, о методике, – непременно переходили на личное и говорили без конца, – вспоминала Ирина. – Мы интуитивно чувствовали, что надо сблизиться и понять друг друга, что без этого нельзя».

Многие не верили в то, что без Жука Роднина и Зайцев смогут продолжать выигрывать. Не разбираясь в причинах конфликта, считали спортсменов виновниками разрыва с тренером. Ирине и Александру вместе с Татьяной Тарасовой приходилось доказывать свою правоту. И хотя в 1975 году Роднина и Зайцев вновь были первыми и на чемпионате мира, и на первенстве Европы, до оптимальной формы было еще далеко. «Для тогдашней своей подготовки мы выступали неплохо, а по сравнению с тем, чего от нас обычно ждут, неважно», – признавалась Роднина.

В те годы очень улучшили свои результаты фигуристы из ГДР. Немецкие спортсмены рассчитывали дать бой Родниной и Зайцеву на Олимпиаде 1976 года, которая проходила в австрийском Инсбруке. В принципе, надежды соперников не были безосновательными. Но, как ни странно, не слишком уверенные выступления перед Олимпийскими играми придали Ирине и Александру дополнительные силы. «Два старта, которые предшествовали Олимпиаде, в конце концов вернули нам нормальное состояние, – рассказывал Зайцев. – Вы думаете, парадокс? Отнюдь. Не слишком удачные – если измерять собственной мерой взыскательности – старты возвращают хладнокровие. Надо только уметь делать выводы».

Как вспоминала Ирина: «От моей первой Олимпиады осталась досада. Я не почувствовала жажды олимпийской победы, не испила до конца эту чашу, а только глотнула – в последний момент. Вторая олимпийская медаль для меня тяжелее первой: я шла к ней сознательно. Не скользила, а шла. Я стала взрослой. Но и счастья больше от второй медали».

У Ирины и Александра была поговорка: «Терпи, трудно бывает только первые пять минут». Собственно говоря, пять минут и длится произвольная программа, в которой определяется победитель. Но нелегко было и до решающего момента. На разминке перед обязательной программой Ирина увидела, что Саша, обычно легко и красиво исполняющий прыжки, выглядит тяжеловато, как говорят фигуристы, «не в ногах». Да и сама чувствовала усталость, словно пожилой человек, поднимающийся по лестнице. Они сильно волновались, но все же завершили выступление на ударной ноте.

Перед произвольной – новые переживания: то Ирина на кого-нибудь наедет, то ей кто-то из соперников мешает. И начало выступления Родниной и Зайцева нельзя назвать самым удачным. Им нужно было прыгнуть «аксель» в два с половиной оборота – тяжелый в исполнении прыжок, который дважды в том сезоне у них не получался. В принципе, его можно было исключить из программы, у них и так хватало сложных элементов. Но они решили не отступать. Ирина прыгнула легко, а Александр замешкался на какие-то доли секунды, в прыжке левой ногой задел правую и в результате приземлился на обе ноги. Это была ошибка, не катастрофическая, но соперники, при безупречном катании, могли ею воспользоваться. Ирина и Александр имели преимущество перед произвольной программой, однако не идеальный «аксель» заставил поволноваться. Надо было ждать. И только после того, как выступили все соперники, Ирина и Александр поняли, что стали олимпийскими чемпионами.

После Олимпиады в Инсбруке Роднина и Зайцев поженились. Снова начались тренировки и чемпионаты. Эта пара была сильнейшей в мире и никому не удавалось их превзойти. А в 1978 году Ирине пришлось на время покинуть спорт – она ждала ребенка.

Пожалуй, это было одно из самых тяжелых испытаний в ее жизни, гораздо более тяжкое, чем всевозможные соревнования и чемпионаты. С восьминедельного срока Ирине пришлось лежать в роддоме на сохранении. «Я-то считала себя молодой, слегка беременной спортсменкой, – горько иронизировала фигуристка, вспоминая рождение сына, – а когда попала к врачам, выяснилось, что я больная, позднородящая женщина». Муж, естественно, как мог, поддерживал ее. Ирина смеялась, говоря, что Александр, наверное, единственный в Советском Союзе мужчина, который в связи с беременностью жены находился в оплачиваемом декретном отпуске.