Олег Царев - Роковые иллюзии

«Они хотели лишь найти цель в жизни, и им казалось, что они ее нашли», — говорил Орлов относительно влияния коммунизма на недовольное поколение студентов 30-х годов. Хотя он и не называл их фамилий, но, вполне возможно, имел в виду своих кембриджских «мушкетеров», когда описывал в «Пособии», как им приходилось скрывать жгучую тайну, что увеличивало драматизм приключения, в которое они пустились. Для этих принадлежащих к высшему классу молодых англичан, вербовка которых проводилась под его руководством, существовала мощная притягательная сила, заключавшаяся в том, что им было тайно известно, что, в то время как они делали карьеру, пользуясь привилегиями и преимуществами, в стенах цитадели британской классовой системы они тайно взращивали революцию, которая разрушит эти стены. «Идея вступления в «тайное общество» была очень привлекательной для молодых людей, мечтавших о лучшем мире и героических подвигах, — отмечал Орлов. — По складу ума и взглядам они очень напоминали молодых русских декабристов прошлого века и привнесли в советскую разведку подлинный пыл новообращенных и веру в идеалы, которую их руководители давно утратили»[373].

Революционный пыл, произведший на Орлова столь сильное впечатление, присутствовал у Филби, но в еще большей степени — у «второго человека» его кембриджской сети. Отобрав Маклейна для обработки после доклада Дейча, Орлов обнаружил, что он во многих отношениях является лучшим кандидатом для осуществления разработанной НКВД стратегии внедрения. В отличие от «первого человека», чья политическая репутация стала препятствием для его доступа в высшие эшелоны британского правительства, осмотрительный коммунизм Маклейна сочетался с блестящими результатами в науках и политическими связями, которые могли бы гарантировать ему работу в министерстве иностранных дел.

Как показывают документы НКВД, именно во время первого приезда Орлова в Лондон в июле Филби было дано задание прозовдировать Маклейна. Любопытно узнать, что все первоначальные члены кембриджской сети получили псевдонимы с нарушением строгих правил конспирации, которым, как предусматривалось, должны были подчиняться все агенты НКВД. За исключением «Сынка», псевдонимы членов первоначальной группы не отвечали строгим правилам безопасности. Каждый из них был связан с легко определяемым признаком агента (например, псевдоним Маклейна «Вайзе», что значит «Сирота», содержал намек на недавнюю смерть его отца)[374]. Это подтверждается составленным Дейчем описанием возникновения «кембриджской группы», как он ее назвал, хранящимся среди архивных документов лондонской резидентуры, где рассказано о первых шагах вербовки Маклейна. «У «Шведа» был план завербовать «Вайзе» [Маклейна] и «Мэдхен» [Бёрджесса] через «Сынка» [Филби],— писал Дейч. — «Сынок» получил задание поговорить с «Вайзе»:

а) установить его возможности и связи;

б) узнать, готов ли уже «Вайзе» отказаться от активной партийной работы, как «Зенхен», и работать на нас»[375].

«„Сынок" выполнил наше поручение с положительным для нас результатом», — сообщил Дейч, отметив, что «Вайзе» выразил готовность. То, что действительно скрывалось за этими сухими фразами, можно восстановить на основе рассказа самого Филби. Он пригласил Маклейна к себе домой на Акол-роуд в Килберне во время одного из приездов своего приятеля в Лондон, чтобы прозондировать его, не раскрывая цели. В результате ошибки памяти Филби утверждал, что его встреча с Маклейном состоялась в декабре 1934 года, но, поскольку Рейф доложил об их первом контакте в Москву 26 августа, то, значит, этот решающий разговор произошел пятью месяцами ранее. Филби осторожно направил разговор таким образом, чтобы удостовериться, что его друг собирается быть активным коммунистом и по окончании Кембриджа. Осторожно Филби спросил, как, по мнению Маклейна, он сможет оставаться активным коммунистом, делая карьеру в министерстве иностранных дел.

«Если ты будешь продавать там газету «Дейли уоркер», то не думаю, что ты долго там продержишься», — сказал Филби своему кембриджскому товарищу, вспоминая, как он при этом обронил загадочный намек: «Но ты можешь вести там специальную работу». Это заинтересовало Маклейна, и Филби перешел к объяснению в самых общих чертах своего собственного контакта с советскими и того, каким образом его друг мог бы помогать делу коммунизма, передавая полезную для СССР информацию, почерпнутую из документов министерства иностранных дел. По словам Филби, Маклейн немедленно захотел узнать, будет ли он работать для Советского правительства или для Коминтерна[376].

«Честно говоря, я не знаю, но люди, с которыми я имею дело, занимают очень важные посты и работают в очень серьезной организации», — ответил Филби. Как он вспоминал впоследствии, когда Дейч начал разговор с ним на эту тему, то он даже не удосужился задать подобный вопрос — так велико было его желание стать тайным агентом. Поэтому Филби сказал Маклейну, что ему лишь известно, что «они связаны с Москвой»[377].

Маклейн, задумавшись, молчал. По словам Филби, потом он спросил, можно ли ему поговорить обо всем этом с Клугманом, который был его коммунистическим наставником с начала их политического бунта еще в школе. «Если ты это сделаешь, то можешь забыть о нашем разговоре», — сказал Филби Маклейну. Он объяснил, что его советские знакомые отчетливо дали понять, что те, кто желает тайно помогать Москве, не должны иметь никаких дел или связей с товарищами по партии из-за необходимости обеспечить абсолютную конспирацию. Маклейну было сказано, что ему придется порвать все связи с лицами, которые, подобно Клугману, были членами КПВ. Это заставило его друга чуть помедлить с ответом. Только через двое суток Маклейн пришел к нему опять, чтобы сообщить о своей готовности принять эта условия[378].

В документах НКВД указывается, что Маклейн принял предложение Филби в середине августа 1934 года, то есть в том месяце, когда Орлов находился в Советском Союзе, приехав туда в конце июля, чтобы проинформировать Артузова о положении в «нелегальной» лондонской резидентуре. Таким образом, передать в Москву положительный отчет Филби о Маклейне выпало на долю Рейфа, исполнявшего обязанности резидента. Для этого он снова направился в Данию, чтобы связаться с Центром через «легальную» резидентуру в посольстве СССР в Копенгагене. В его телеграмме от 26 августа 1934 г. говорится о положительном результате разговора с Маклейном: «„Марр" сообщает, что „Зенхен" связался со своим другом. Последний согласился работать. Хочет вступить в прямую связь с нами. „Марр" просит согласия»[379]. Москва, однако, все еще не разрешала установить прямой контакт с Маклейном. Центр телеграфировал Рейфу в Копенгаген в ответ на его телеграмму за № 55/4037 указание: «От прямой связи воздержаться до проверки и выяснения его возможностей. Использовать пока его через „Зенхена"»[380].