Реймонд Пристли - Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта

Во второй половине мая мы начали опасаться за крышу. Время от времени из глубин снежных сугробов доносились таинственные взрывы, и на потолке пещеры образовались в разных направлениях глубокие трещины. Я больше всего боялся, как бы не возникли четыре пересекающиеся трещины, которые обрушат потолок нам на голову. Двадцать второго мая загадочные звуки были слышны особенно явственно, и запись в моем дневнике за этот день гласит:

«По-прежнему держится сильный ветер, но на этот раз он повернул к югу, а потому сопровождается повышением температуры и облачностью. Поднялись только дежурные, остальные провели день лежа. Не могу сказать, что он доставил мне удовольствие, все время в пещере стоял невыносимый чад, от которого у меня воспалились глаза. Суп же опять переварился, его содержимое превратилось в лохмотья. Боюсь, что у меня нарушено кровообращение в пальцах левой ноги (кроме большого), а соответственно и во всей ноге, ибо они то мертвеют и становятся бесчувственными, то горят огнем, причиняя невыносимую боль. Вчера и сегодня нас беспокоят непрестанные очереди выстрелов в глубине сугроба. Такие звуки раздавались постоянно вскоре после нашего вселения в пещеру, но вот уже недели три как прекратились, и теперешняя канонада вызывает у всех недоумение. Сегодня на обед был суп из мозгов, очень ароматный, но думаю, что все питательные вещества из него выварились. Как ни странно, мы вполне удовлетворены тем, что день за днем лежим в мешках, не имея физической нагрузки, иногда даже не вставая по два-три дня. Но когда выходим наружу, никакой слабости не ощущаем».

Запись от 28-го свидетельствует о том, что мы продолжали совершенствовать наше домашнее хозяйство.

«Последнее нововведение заключается в том, что дурно пахнувший мешок для мяса заменили металлической обшивкой ящика из-под какао. Кроме того, решили следить за тем, чтобы нарубленное мясо использовалось не позднее следующего дня, – тогда оно не успевает испортиться. Досадно, конечно, что в таком холодном климате приходится заботиться о том, как бы мясо не протухло, но что поделаешь! Кемпбелл сегодня еще болен, но Браунингу, по-видимому, стало лучше. Остальные вполне здоровы и даже полны сил, когда выходят наружу работать, впрочем, это бывает весьма редко, как видно из моего дневника. Мне кажется, недостаточное питание вполне соответствует неподвижному образу жизни, благодаря этому мы сохраняем хорошее настроение и жизнерадостность. И да продлятся они как можно дольше!».

Двадцать пятого мая случилось весьма неприятное происшествие – мы чуть было не задохнулись. Предоставляю слово опять моему дневнику, который я тогда исправно вел:

«Продолжается западный ветер с сильным снегопадом, нас весь день заносит снегом. Сегодня в полдень из-за распространившегося в пещере смрада пришлось погасить жировые печки – забитый снегом дымоход не тянул. Дикасон водрузил котел с супом на примус, и последний быстро сожрал остатки кислорода. Прежде всего потухли лампы для чтения и, как мы ни старались, не зажигались от лучины, да и сама лучина потухла и не вспыхнула при соприкосновении с примусной горелкой. Погас и примус, и его не удавалось заново зажечь, так как не горели спички. Открыли дымоход, вход в тамбур, Кемпбелл вставил в него ледоруб, и, почувствовав приток свежего воздуха, все вздохнули с облегчением. После этого все наладилось и вошло в обычную колею, но у всех разболелась голова, однако не из-за сильного чада, как нам тогда казалось, а скорее из-за недостатка кислорода. Мы вроде бы научились противостоять даже самым злонамеренным выпадам погоды, и вдруг – вот досада! – новая непредвиденная опасность, но мы благодарили судьбу за то, что это не случилось ночью, когда все могли задохнуться в спальных мешках. Я думаю, что толстый слой льда, наросший на внутренней стороне снежной крыши, закупорил вентиляцию. После обеда Кемпбелл и Абботт расчистили сугроб перед входом в тамбур и воткнули в дымоход флагшток».

Отныне в дымоходе всегда торчал этот бамбуковый шест, с помощью которого можно было очистить его от снега. Мы чувствовали себя спокойнее, но ведь, как известно, ничто не дается даром. Под действием огня входное отверстие дымохода сильно расширилось, и кляп из пингвиньей шкурки уже не закрывал его так плотно, как прежде. Пришлось для этой цели пользоваться мешком из-под пеммикана, набитым обрывками шкур и водорослями, очень жирным и тяжелым, он тянул фунтов на двадцать [9,1 кг]. Дневальный, погасив огонь, запихивал этот сальный тюк как можно дальше в дымоход и поддерживал его в таком положении руками или бамбуковым флагштоком, пока тот не примерзал. Время от времени мешок падал дневальному на лицо или в печь, доводя его до полного отчаяния. Этот поединок разыгрывался каждый вечер к удовольствию зрителей, отравляемому, впрочем, мыслью, что если не завтра, так послезавтра настанет их черед. «Затыкание дымохода» навсегда осталось для нас образцом истинно антарктической доблести. Это занятие, хотя и очень неприятное, неизменно всех забавляло и давало пищу для шуток, над которыми весело смеялись пятеро участников партии. Соотношение пять к одному было верным залогом веселого настроения в партии. Над своими собственными неприятностями хочется смеяться спустя день, а то и два, но мы не упускали случая посмеяться над другими и давно усвоили ту истину, что давать окружающим повод для смеха почти так же приятно, как смеяться над шуткой самим.

ГЛАВА XXI

В РАЗГАР ЗИМЫ

Эксперимент Левика. – Пение хором играет все более важную роль в нашей жизни. – Взаимосвязь запаха и звука. – Ассоциативное воспоминание: партия за обедом. – Песни и память. – Отсутствие льда на море. – Бамбуковые носилки. – Печь «Комплекс». – Ботинки разваливаются. – Сновидение. Описание недели из моего дневника. – Зубочистки. – Споры. – Экономия керосина. – Тюленья шкура – тоже неплохое топливо

Наш скудный стол казался Левику недостаточно аскетическим, и в конце мая он объявил, что хочет произвести опыт: просидеть целую неделю на одном мясе, а полагающиеся ему сухари, шоколад и сахар откладывать и на седьмой день устроить пир горой. У него хватило самообладания исполнить свое намерение, и жалость, которую мы испытывали к нему во все дни его добровольного поста, уступила место зависти при виде того, как он в конце эксперимента смаковал лакомства. Этого было достаточно, чтобы почти (но все же не совсем) склонить нас последовать его примеру. Сны о еде являлись нам все более настойчиво, теперь каждый грезил о каком-нибудь своем любимом кушании. Двадцать восьмого мая я записал в дневнике, что Кемпбелл и Левик мечтают о бисквитном торте с кремом, «я же изо всех лакомств отдаю предпочтение традиционному сухарному пудингу с патокой, какой нам давали в школе». После возвращения из Антарктики, куда бы я ни приезжал, я отыскиваю такой пудинг. Интересно, объедаются ли так же мои товарищи кремовыми тортами? Во всяком случае теперь, когда я разгласил их сокровенное желание, они уже никогда не испытают недостатка в этом кушании.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});