Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

Импровизатор по преимуществу, зазывала и конферансье, он весь день шумел и спорил на выставке, давал пояснения, возражал, разубеждал, поражал знаниями, и то со страшным остервенением нападал на врагов футуризма, то с ласковой вкрадчивостью издевался над ними и наносил начищенные до блеска оскорбления. В своём умении подколоть с превеликим ехидством противника он не знал себе подобных… Ошарашить он умел. Из грустных, раздавленных впечатлениями провинциалов он делал котлетку. Один из них спросил, указывая на его жилет:

– Что это такое?

И Бурлюк немедленно парировал:

– Вы задаёте мне тот же вопрос, что и Горький, поэтому и отвечу так же, как ему: «Программа – максимум».

Доклад его был колюч и изобиловал стихами. Он читал стихи свои, Хлебникова, Каменского, Северянина и Маяковского.

Стихи Маяковского он читал яростно, прекрасно озлившись, с перекошенным ртом – и лицо его от этого делалось предельно красноречивым и привлекательным, а жест сорокалетнего задиры становился размашистым и убедительным. В стихах Маяковского, по его словам, «был взрыв жизненной грубости» – и это отлично подчёркивалось Бурлюком. Маяковский – большой, страстный, порвавший со старым искусством – проступал сквозь строчки стихов и шёл прямо на зрителя».

В конце июня 1920 года глава Дальневосточной республики Александр Красногцёков поехал в Москву. Известная в ту пору анархистка Эмма Гольдман (её называли «Красной Эммой» и «самой опасной женщиной в Америке») активно сотрудничала с ним ещё в Соединённых Штатах, когда он был мистером Тобинсоном. Теперь она встретилась с товарищем Краснощёковым, главой ДВР, в столице страны Советов и потом написала:

«Он приехал из Сибири в собственном железнодорожном вагоне, привёз с собой многочисленный провиант, собственного повара и пригласил нас на первый настоящий пир в Москве. Краснощёков остался таким же свободным и щедрым человеком, каким был в Штатах».

Был ли среди приглашённых на этот «пир» Владимир Маяковский, свидетельств не сохранилось. Но, во-первых, подобные хлебосольные застолья гость с Дальнего Востока устраивал неоднократно, а во-вторых, вместе с Краснощёковым приехал и товарищ (заместитель) министра просвещения ДВР Сергей Третьяков, старый знакомец Маяковского и убеждённый футурист. Он не мог не познакомить поэта с главой Дальневосточной республики.

В тот момент Александру Краснощёкову было чем гордиться. Эмма Гольдман приводит его слова:

«Он уверял, что в его части России царит свобода слова и печати… С ним сотрудничали анархисты, эсеры и даже меньшевики, и он своей деятельностью доказывал, что свобода слова и совместные усилия дают лучший результат».

Сергей Третьяков рассказывал москвичам, как в Дальневосточной республике пропагандируются футуристы и их лидер Маяковский. Говорил и о том, как Пётр Незнамов, часто бывавший в казармах, читал красноармейцам «Мистерию-буфф»:

«В аудитории находилось но полторы-две тысячи человек, принимавших Маяковского не дыша, причём даже такие каламбурные и сложные куски, как Эйфель и Нагорная проповедь, слушались отлично…»

22 июля 1920 года «Петроградская правда» опубликовала статью 28-летнего прозаика Константина Александровича Федина, называвшуюся «В плену у злобы дня». В ней подвергалась разгрому «Первая книга стихов» Василия Князева, вышедшая два года назад. Рецензент называл Князева «прытким стихотворцем», сочиняющим «пошлые, пустые стишки и куплеты». «Красная газета» тут же выступила в защиту поэта, подвергшегося такой уничтожающей критике, напечатав статью, автором которой был сам Григорий Зиновьев. Вождь большевистского Петрограда наградил Князева множеством восторженных эпитетов.

Маяковского в ту пору никто из советских вождей так не восхвалял.

Поэты и чекисты

12 сентября 1920 года в газете «Правда» было опубликовано «Воззвание к офицерам армии барона Врангеля», подписанное председателем ВЦИК М.И.Калининым, председателем Совнаркома В.И.Лениным, наркомом Л.Д.Троцким, главнокомандующим войсками большевиков С.С.Каменевым и председателем Особого совещания при главкоме А.А.Брусиловым. В документе, в частности, говорилось:

«Полную амнистию мы гарантируем всем переходящим на сторону Советской власти. Офицеры армии Врангеля! Рабоче-крестьянская власть в последний раз протягивает вам руку примирения».

В этот же самый момент представители Красной армии продолжали переговоры с повстанческой армией Нестора Махно о совместных действиях против врангелевцев. И 2 ноября было заключено соглашение, согласно которому в подчинение главкома Южного фронта Михаила Фрунзе поступала гуляйпольская бригада численностью более двух с половиной тысяч человек под командованием Семёна Каретника. Бригада тотчас же отправилась в сторону Перекопа.

В конце сентября 1920 года в Советскую Россию приехал английский писатель Герберт Уэллс. Он остановился в Петрограде в квартире Горького. 30 сентября в петроградском Доме искусств был дан банкет в честь высокого гостя, на который пригласили представителей литературы и искусства. В зале, где проходило торжество, ярко горели электрические лампочки, топилась печь, на столах лежали хлеб, колбаса и уже почти позабытый шоколад. Когда слово предоставили поэту и прозаику Александру Валентиновичу Амфитеатрову, он сказал:

«Вы попали в лапы доминирующей партии и не увидите настоящую жизнь, весь ужас нашего положения, а только бутафорию. Вот сейчас – мы сидим здесь с вами, едим съедобную пищу, все мы прилично одеты. Но снимите наши пиджаки – и вы увидите грязное бельё, в лучшем случае рваное или совсем истлевшее у большинства».

В книге «Россия во мгле», которую потом написал Уэллс, говорилось:

«Прогуливаться по улицам при закрытых магазинах кажется совершенно нелепым занятием. Здесь никто больше не „прогуливается“. Для нас современный город, в сущности, – лишь длинные ряды магазинов, ресторанов и тому подобного. А тут люди торопливо пробегают мимо…

Самое обыкновенное делопроизводство в русских правительственных учреждениях ведётся из рук вон плохо, с неописуемой расхлябанностью и небрежностью. Создаётся впечатление, что служащие тонут в ворохе неразобранных дел и грудах окурков».

6 октября Уэллс был принят Лениным. Вождя большевиков в своей книге знаменитый писатель-фантаст назвал «кремлёвским мечтателем». Но при этом с немалым удивлением добавил: