Людмила Петрушевская - Маленькая девочка из «Метрополя»

Как они при этом успевают учиться, читать своего Кастанеду, танцевать ночи напролет, слушать любимые группы, готовиться поступать кто куда, болтать по телефону, посещать музеи, кино, театры, есть бутерброды с одним вареньем, болтаться в секонд-хендах, общаться, подрабатывать где кто может, даже в телевизионных передачах, кататься на роликах, мыть (очень редко) посуду, что-то рассказывать родителям в восторге, ходить хвостом за старшими друзьями, бриться налысо, делать колечки, браслетики, писать какие-то статьи, учиться фотографировать, учиться рисовать, учиться петь джаз и «сводить» виниловые пластинки в подражание диджеям!

Нельзя сказать, что эти дети не боятся ничего, они видят вокруг себя эти перспективы — истощенных иглоукалывателей, цинковые ящики из армии и много еще чего…

Но дети так спешат все понять, они знают компьютеры, технику, музыку, уже на всем покатались, и, как любые новые существа, мгновенно принимают каждое любопытное предложение. На них работают целые индустрии. Заколачиваются миллиарды. Это они — надежда рекламы. Со всех сторон тянутся услужливые руки с сидюшниками, видеокассетами, кепочками-маечками, ботинками и штанами, сигаретами, таблетками и шприцами… Денег, правда, нет. Денег нет страшно, вплоть до разборок с родителями, которые недосчитались денег в кармане… Но появляются друзья, которые готовы на все. Угощают, принимают. Водят в ночные клубы. Звонят, забивают стрелки. Интересуются их жизнью.

Дети дали мне пейджер, когда я лежала в больнице. И на него стали приходить совершенно чужие сообщения (кто-то «прицепился», как сказал Федя).

Любопытства ради я переписала часть из этих переговоров:

Дима, позвони Данилу домой.

Дима, возможно, мы с тобой не услышимся сегодня, если есть возможность, позв. после 24 домой. Даниил.

Дима, мне нужно «Джохан Бленд». Да-да, это именно та вещь, кот. Мамедов крутил вместе с «Дельтой». Поможешь, Арт.

Выходи на улицу. Николай.

Заходи быстрее, Дима.

Дима, мы выезжаем. Брякни мне на мобайл. Арт.

Срочно позв., пожалуйста, мне домой. Николай.

Дима, ты не торопись, я за тобой заеду и напрямую поедем в «Манхэттен».

Ведь на самом деле, Дима, самое главное я тебе не сказал, а прошла уже практически неделя.

На домашний. Дима.

У шлагбаума в семь. Николай.

У шлагбаума в восемь. Николай.

Нужен срочно. Где ты. Николай.

Дима, к сожалению, задерживаюсь. Возм. встретиться не будет. Перезвоню завтра.

Армен, срочно позвони в «Ромашку».

Паша, позвони 7623150. Эдик.

Этот Дима, видно, уже ушел. От родителей — к друзьям. И если раньше все зависело от семьи, то теперь все будет, как скажут Эдик-Паша-Арт и странный Николай у шлагбаума. Они чем-то зарабатывают на жизнь. И Дима им нужен.

Теперь они будут вести Диму по жизни.

А что же поколение-82?

За два-три последних года это поколение проделало огромный, невероятный путь (та самая «смена шкурки») — от мирного семейного сосуществования, которое проходило под бочком у мамы со всхлипом «ты знаешь, оказывается, у меня нет друзей» до «ма, я сегодня не приду».

От жизни, когда детки под боком, а родители заняты простыми вещами: уложить ночью и поднять утром, а вечером встретить у метро, и это не считая накормить-загнать в ванну-приготовь вещи на утро-как уроки-освободи телефон-опоздаешь-опаздываешь уже-во сколько кончаются уроки-обед на плите-почему все осталось-ничего не съедено-вынеси мусор-вынеси мусор-вынеси мусор, кому говорят!!! — до робкого родительского: «Ну ты хоть позвонишь?»

Ты позвонишь нам, поколение-82?

Ляплянтия

Писательница Л.Петрушевская месяц прожила в далекой южной стране Ляплянтии как гость миллионеров, принимающих у себя в замке писателей, художников и композиторов из разных стран. Вот ее мысли и впечатления.

Там в замке нам в полдень разносили в судочках завтрак, омлет и печеные баклажаны, к примеру, а на ужин давали тушеную траву типа крапивы, другую тушеную траву типа удлиненных стеблей лопуха, там также была в ходу перловая, не слишком проваренная крупа и гороховое пюре, и там не знали что такое овсянка! (То есть это вам не Англия.)

Поскольку нам не давали и макарон, это не Италия и не Бразилия.

Но, так как и устриц мы не видели, это не Франция и не Австралия, а не Германия это потому, что никогда здесь мы не едали сосисок с тушеной капустой.

Но зато нас заваливали мясом, мясом и мясом (ливер горного барана, бедро орла, грудка птицы киви, губа бегемота и копченый хвост кенгуру).

Через две недельки они заметили, что я не ем мяса, и мне заботливо принесли банку плавников акулы в собственном соку, спросивши, ем ли я рыбу.

Короче, такой страны нет на свете, и тем не менее я провела там месяц, жила в старинном замке, у меня был компьютер с русской программой, мне купили роскошные акварельные краски марки «Тициан», ластик, карандаши и толстую акварельную бумагу, а пригласили меня неведомые миллионерши, которые живут то ли в Австралии, то ли в Аргентине, им по сто семь лет, это две сестры-близняшки (как утверждают), и они приглашают кого хотят.

В этот раз они позвали меня, затем женщину-японского композитора и, кроме нас, еще и венгерского поэта, швейцарского прозаика и писательницу-лауреата из Англии.

Разговаривали все, собираясь за ужином, по-английски.

И это еще полбеды, но японский композитор Икоэ произносила букву «р» как «ль», а букву «в» как «б», например, нашего менеджера Веру она называла «Беля».

А венгерский поэт Иштван все английские слова выговаривал как польские, с присвистом, «вы понимаете», «ду ю андестенд», он прошепетывал как «чжу ю анчжештенд».

Общая беседа, однако, текла живо под вареную крапиву, цикорий, шпинат и гороховое пюре, мясо давали целыми подносами, вино лилось рекой, водка ручьем, а я выслушивала горячую речь Иштвана, кивала — и на его вопрос «чжу ю анчжештенд» регулярно отвечала «но!» (нет) и «слоули!» (т. е. «медленней»). Все смеялись моим остроумным ответам и болтали дальше.

То есть мало того, что остальные двадцать два часа я проводила в полном одиночестве, сидя у компьютера или над своими акварелями, но и за ужином мне приходилось молчать…

А человек создан для беседы! Он, если не разговаривает, впадает в какое-то странное состояние, тратит бешеные деньги на переговоры с Москвой, беседует с кошками (я их кормила регулярно выдаваемым мне мясом, но они подъедали и тушеную крапиву), и, к примеру, мне доводилось подолгу толковать с лесными клопами, они были огромных размеров и невероятной вонючести, они летали, жужжали и посещали мою комнату, пробираясь как-то через забранные сеткой окна.