Марк Твен - Автобиография

Твичелл привез с собой письмо, которое меня заинтересовало, и по мой просьбе оставил его у меня, с тем чтобы я вернул его, когда оно больше не понадобится. Это письмо от преподобного Чарлза Стоу, сына Гарриет Бичер-Стоу. Письму сейчас примерно два месяца – но за это время Джо протер его почти до дыр, зачитывая людям. То есть зачитывая людям один определенный пассаж. Он прочитал этот отрывок и мне, вот он:

«Я читал в книге о преп. докторе Бартоне «Воспоминания», как говаривали старики, ваши высказывания на его похоронах. Я думаю, что по красоте слога, богатству мысли, тонкости и силе психологического анализа это не уступает любым мастерам нашей словесности. Меня больше всего восхитил отрывок, который начинается словами: «Люди отмечали в нем солнечный свет» и т. д. Я считаю, эта книга – настоящая жемчужина, но данный пассаж – просто шедевр прекрасного и возвышенного английского языка. Позор, что такие люди, как доктор Паркер и доктор Бартон, пребывают в борьбе за существование – нет, что такие люди, как вы и доктор Бартон, в каком-то смысле подобны стотридцатипушечным кораблям испанского флота при Трафальгаре, побеждаемым пигмеями».

Джо спросил:

– Марк, что вы об этом думаете?

Я ответил:

– Ну, Джо, не хочу сейчас давать заключение. Пришлите мне этот отрывок, и тогда я выскажу свое мнение.

– Видите ли, – сказал Джо, – главная прелесть заключается в том что эту чудесную жемчужину написал не я – это был Паркер.

Но Твичелл получает от этого массу удовольствия. Некоторое время назад его дочери собрали большую компанию своих молодых друзей обоих полов, в середине банкета вошел Джо и приветствовал их, а они пригласили его остаться. Но, конечно же, он со своей седой головой вносил изрядную долю смущения, и веселье, хотя полностью и не прерываясь, уменьшилось до приличествующего градуса из почтения к одеянию и возрасту Джо. Поскольку возникли как раз подходящие условия для выразительного чтения этого отрывка, – Джо зачитал его с явной гордостью и почти юношеским тщеславием, тогда как молодежь опустила глаза из чувства жалости к старику, который может таким образом демонстрировать свою суетность и испытывать при этом детский восторг. Дочери Джо залились краской, переглянулись и были готовы расплакаться от такой унизительной демонстрации. Затем, конечно, Твичелл закончил свое выступление, проинформировав их, что все эти похвалы были заслужены, только не им, ибо мистер Стоу ошибся. Если бы Стоу пошел и еще раз взглянул на отрывок, который так высоко оценил, то заметил бы, что это творение преподобного доктора Паркера, а отнюдь не его.

На одном из утренних понедельничных собраний духовенства Твичелл проделал то же самое и с таким превосходным эффектом, что посреди чтения сам Паркер подал голос и сказал: «Послушайте, Джо, это уж слишком. Мы знаем, вы умеете делать прекрасные вещи, мы знаем, что вы можете делать замечательные вещи, но вы никогда не делали ничего столь замечательного, о чем говорит этот Чарли Стоу. Он не является компетентным критиком, это совершенно очевидно. В английской литературе нет ничего достойного столь невоздержанного панегирика, как этот, где Чарли Стоу переносит вашу речь о Бартоне».

Тогда Джо объяснил, что Паркер лишь хулит самого себя, потому что та речь принадлежала именно Паркеру.

Паркер до сих пор в упряжке. Он является пастырем одной и той же конгрегации – ее детей, внуков и правнуков – в течение сорока шести лет. Джо говорит, что он такой же великолепный мастер английского слова, а мысль его точно так же отточена и глубока, как в лучшие годы. Насколько я понимаю, это о многом говорит. Ибо Паркер был одним из выдающихся людей, когда я знавал его в старые дни в Хартфорде, а в том городке насчитывалось всего восемь – десять мужей, которые возвышались над средним уровнем.

Конгрегация Твичелла – единственная его паства с тех пор, как он принял духовный сан, – пару недель назад отметила сороковую годовщину его вступления на эту кафедру. Джо пошел в армию капелланом в самом начале Гражданской войны. Он был молодым парнем, только что окончившим Йель и Йельскую богословскую семинарию. Он провел всю военную кампанию в потомакской армии. Когда он демобилизовался, та конгрегация, о которой я говорю, пригласила его, и он служит им с тех пор и всегда, к их удовольствию, – кроме одного случая.

Я нашел среди своих старых рукописей одну, которой, как я понимаю, года двадцать два. У нее есть заголовок, и она выглядит так, будто я предназначал ее в качестве журнальной статьи. Теперь я ясно вижу, почему так и не опубликовал ее. Она полна указаний на то, что источником моего вдохновения послужил случай с Твичеллом, произошедший приблизительно в то время и породивший для него ситуацию, которую он не забудет до самой смерти, а может, и после. Мне кажется, я вижу сквозь эту коварную статью свою попытку намекнуть на Твичелла и на эпизод с тем проповедником, которого встретил на улице, а также намекнуть на разнообразные вещи, которые приводили меня в ярость. А сейчас, читая эту старую статью, я понимаю, что тогда, вероятно, увидел, что мое искусство недостаточно изобретательно – мне не удалось спрятать Твичелла и тот эпизод, на который я намекал, – и любой в Хартфорде сможет прочесть между строк все, что я старался скрыть.

Я вставлю здесь эту древнюю статью, а затем подниму тот эпизод из биографии Джо.

Характер человека

Если говорить о человеке, то эта тема слишком обширна, чтобы трактовать ее в целом, поэтому сегодня я хочу обсудить всего лишь один-два аспекта. Я бы хотел рассмотреть следующее утверждение: человек не был создан для какой-либо полезной цели по той причине, что никогда таковой не служил; скорее всего, он даже не был создан намеренно и его развитие от устричной отмели до нынешнего состояния было, вероятно, предметом удивления и сожаления для Творца.

Поскольку история человека во всех климатах, во все века и во всех обстоятельствах представляет целые океаны и континенты доказательств того, что из всех существ, которые были созданы, он – самое отвратительное. Из всего выводка он единственный, кому присущ злой умысел. Это самый базовый из всех инстинктов, страстей, пороков – самый отталкивающий. Одно это ставит его ниже крыс, червей, трихинелл. Он – единственное существо, которое причиняет боль ради забавы, сознавая, что это именно боль. Но если кошка знает, что причиняет боль ради забавы, когда играет с перепуганной мышью, тогда мы должны сделать здесь исключение, тогда мы должны признать, что в одном аспекте человек является моральной ровней кошке. Все существа убивают – похоже, тут нет исключений, – но из всего списка человек единственный, кто убивает ради веселья, единственный, кто убивает из злобы, единственный, кто убивает из мести. Также во всем списке он – единственное существо, которое имеет грязные мысли.