Зинаида Чалая - Анатолий Серов

Чкалов разбился

15 декабря разбился Валерий Чкалов.

Человек с сердцем орла и умом ученого! Наш старший брат! Человек, который знал технику самолета и его возможности, как никто из нас! Что случилось?!

Серов рыдал, как дитя. Всегда волевой и мужественный, Анатолий при первом известии о смерти того, кто был для него идеалом летчика, почувствовал, как он осиротел и как больно ему знать об этой смерти и жить с мыслью, что Валерия уже нет и никогда он не улыбнется своей широкой добродушной улыбкой, и не зазвучит его милая окающая речь волжанина, и не поразит летчиков этот летун-изобретатель новой находкой, новым открытием летчика, новым чудесным достижением! Он жил и своей жизнью вдохновлял других…

Но Анатолий видел, что не только его одного ударила смерть Валерия. Летчики, друзья, соратники поникли душой, тяжело переживая утрату. Анатолий опомнился. Он бросился к товарищам, встряхнул их, внушая им новую веру в себя, в будущее. Он призывал образ Чкалова на помощь как символ мужества и вечно юношеского бесстрашия.

— Его суровое лицо с живыми искрами в глазах неотступно стоит в моей памяти, — говорил он. — Еще совсем недавно мы видели его живым, ведущим самолет в декабрьское небо. Сегодня его нет среди нас, этого чудесного летчика с жилистыми руками рабочего человека, грузной морской походкой и озорными мальчишескими глазами. Мы знаем, это был лучший военный летчик нашей страны. Опытные воздушные воины преклонялись перед Чкаловым, перед его безграничной храбростью. Молодые летчики брали с него пример. Чкалов воспитывал героическое поколение гордых соколов нашей страны, воспитывал примером, упорно, настойчиво. И у нас должны вырасти тысячи таких, каким был Валерий. Будем же, как Чкалов!

Новый год

31 декабря друзья собрались у Серова проводить старый год и приветствовать новый. Вспомнили, как под новый 1938 год уезжали из Испании. Да, Испания далеко. И прошел целый год. Но как она близка, и как недавно они были там, под ее ярким небом на выжженных пространствах ее полей и гор! Словно пахнуло ароматами ее степных трав, апельсиновых рощ, пронесся вихрь тяжелой пыли с пепелищ деревни, разбитой фашистскими бомбами… И словно послышался шум боя, выстрелы, крики…

— Выпьем, ребятушки, за наших испанских товарищей, — сказал Серов, встав с бокалом в руке. — Они бьются за будущее всех народов. Выпьем за них, за их доблесть, мужество, за нашу вечную дружбу с ними. За Карлоса!

— За Хосе!

— За Долорес!

— За аустурийцев и тех, кто стал летчиками!

— За Барселону! Она еще не сдается!

Воспоминания — точно сменяющиеся кадры киноленты Проходят перед глазами боевые схватки над крышами Мадрида, Барселоны, Сарагосы, над вершинами и ущельями Сьерра-Гвадарамы, проносятся огни трассирующих пуль в ночных поединках.

В этот новогодний вечер больше думали и говорили о будущем, высказывали друг другу заветные пожелания, всей душой стремились вперед, вперед… Но борющаяся Испания была тут, рядом.

…Прошло около месяца. Друзья узнали, что пала Барселона. Но борьба продолжалась. Фашистские вооруженные силы зверски подавляли народное сопротивление. В марте произошел фашистский переворот. Воцарилась черная диктатура Франко. Но народ не сдался. Борьба продолжалась. Она приняла партизанский характер. Она продолжается…

И весь мир прислушивается к мелодичному и твердому голосу Пасионарии:

«Испания 1936 года, Испания, которая боролась в течение трех лет беспрерывной войны, — эта Испания жива. И нет на свете таких долларов, на которые можно было бы купить ее, нет такого террора, который смог бы покорить ее…»

Двадцатидевятилетие

— Весна всегда имела для меня особое значение, — говорил Анатолий, когда родные и друзья собрались отметить день его рождения. — В самом деле, второго апреля, то есть весною 1910 года, я имел честь появиться на этот свет…

Все взгляды обратились к присутствующим Любови Фроловне и Константину Терентьевичу, за здоровье которых уже были подняты бокалы и которые улыбались друзьям сына, желавшим потанцевать на близкой золотой свадьбе милых родителей Анатолия.

Толя обнял отца и мать одним широким объятием, расцеловал и снова повел свою речь.

— Так вот, весна, май… В мае 1929 года мне комсомол дал путевку в авиацию. Это было мое второе рождение. Маем отмечены начало и конец моей работы в НИИ, в мае мы уехали в Испанию. И женился я в мае!

Посыпались возражения:

— Членом совета авиации тебя назначили в июне!

— А слушателем Академии Генштаба — в ноябре.

— Летную школу когда окончил? Это же и было твое настоящее второе рождение!

— В декабре!

Все расхохотались.

Анатолию Константиновичу было присвоено звание комбрига. Таким образом, в двадцать девять лет Серов стал генералом. Он вступил уже в период зрелости, когда творческая личность проявляет себя особенно сильно, результативно, весомо. Человек глубже осознает свою ответственность перед народом, перед человечеством. Получив от жизни многое — большие авансы доверия и почета, он принимает их как плату вперед и считает себя обязанным отплатить большими делами, гораздо более значительными, чем сделано им до сих пор. Так именно воспринимал Анатолий Константинович доверие и уважение народа и Советского правительства.

Высшее командование поручило Серову подготовку и проведение предстоящего первомайского воздушного парада. Комбриг должен был возглавить полет скоростных истребителей и затем продемонстрировать групповой пилотаж своей семерки.

Он прилетал в каждую авиационную часть, назначенную к участию в параде. Постоянно был в движении — в самолете, в авто, реже — в поезде. Тщательно, до мелочей (мелочей, впрочем, не бывает, особенно в авиации) проверял подготовку, давал указания, следил за точным выполнением своих приказов.

Семерка ежедневно тренировалась.

Наступил праздник. Первомайский воздушный парад прошел замечательно и, как всегда, явился украшением праздника, радуя народ, восхищенный успехами своих крылатых детей.

Грозными соединениями высоко в небе шли новые бомбардировщики, быстроходные, кажущиеся небольшими и легкими — настолько их очертания были пропорциональны и красивы.

Вихрем промчалась краснокрылая семерка во главе с Анатолием Серовым. В другой группе истребителей, как молния, пронеслась над Красной площадью майор Полина Осипенко. Страна смотрела и слушала у радиоприемников этот чудесный парад. На минуту замолкал голос диктора, и до слушателей доносился удивительный рокот авиационных моторов, голос боевой советской авиации. С трибун Красной площади не спускали глаз с семерки истребителей руководители партии и правительства, представители общественных организаций, многочисленные иностранные гости.