М Стрешинский - Генерал Симоняк

- Здорово, Семен! - дружелюбно протянул руку Симоняк. - Что насупился, как сыч?

- Дела в полку не веселят, товарищ генерал.

- И нас тоже. Сходимся во мнениях. А что тебе мешает весело жить?

Еще по Ханко комкор помнил расчетливую осторожность Даниленко. Этот на рожон не полезет. Семь раз отмерит, прежде чем отрезать.

Даниленко обстоятельно обрисовал обстановку. Выслушав его, комкор повернулся к подполковнику в сером полушубке:

- Слышали? Будете действовать вместе с полком Даниленко. Все детали уточните с ним. Сроку даю вам двадцать минут.

Симоняк отошел от стола. Даниленко и командир полка самоходных установок склонились над картой.

Возвращаясь на командный пункт дивизии, Симоняк видел: к Рехколову подтягивались самоходки. Окрашенные в белый цвет, они были едва заметны на фоне снега. Длинные хоботы пушек смотрели на юг, на гряды лысых холмов, среди которых укрывался враг.

Командир полка Кожевников, соскочив с саночек, сказал ездовому:

- Ожидай меня в овражке. Да лошадок покорми. Пускай привыкают к новым хозяевам.

Он протиснул свое могучее тело сквозь узкую дверь блиндажа. Комдив что-то измерял на карте циркулем, и полковник уселся на краешке узкой скамьи возле Афанасьева.

- Ох, и устал же я! - негромко пожаловался Кожевников. - Поверишь, ноги прямо отваливаются.

- Что так? - поинтересовался Афанасьев. - И тебя немцы заставили побегать?

- Да нет, место побоища осматривал. Трупов фашистских столько, что и ступить негде.

- Да?!

- Сходим, посмотришь. Кстати, крупповские орудия увидишь. 305-миллиметровые. Махины! И без транспортных средств. Не собирались фашисты их увозить...

Командиры полков переговаривались вполголоса, но Щеглов услышал, о чем они толкуют, и поднял голову.

- Ваше донесение прочел, - сказал он Кожевникову. - Воюете вы, пожалуй, лучше, чем пишете. Расскажите, как действовали.

Командир полка неторопливо докладывал о втором дне боев. Начали наступать в пять часов вечера. Немцы, укрепившиеся восточнее Большого Карлина, вели огонь из пушек, шестиствольных минометов и самоходных орудий. Батальон Ильи Малашенкова никак не мог продвинуться. Кожевников вызвал к себе командира роты автоматчиков Алексея Львова. Приказал ему ворваться в Большое Карлино, по пути выбив немцев из деревни Кюльмя.

Артподготовка будет? - осведомился Львов.

Нет.

Когда выступать?

Незамедлительно. Да, кстати, Панчайкина возьмешь с собой? Просится наш полковой комсорг.

Сашку-то? С удовольствием!

Автоматчики, пользуясь ночной темнотой, просочились мелкими группами к деревне Кюльмя, обошли ее с флангов.

Вперед! - дал сигнал Львов.

Комсомольцы, за мной! - громко крикнул Панчайкин.

В Большом Карлино был сильный укрепленный узел, в железобетонных дотах пушки и пулеметы. Большую часть дотов автоматчики захватили сразу, но один продолжал стрелять. К доту подобрался старший сержант Михаил Кузнецов. Пробовал забросать гранатами. Не вышло. И сердце коммуниста подсказало единственный путь к победе: самопожертвование. Кузнецов навалился на амбразуру...

В этом бою рота захватила шестиствольный миномет, четырехорудийную батарею 305-миллиметровых орудий, продовольственный склад, обоз. Автоматчики на ходу подкрепились горячим кофе и шоколадом, приготовленными немецким поваром для господ офицеров.

Перед рассветом послышался гул танковых моторов. Чьи машины, немецкие или свои, трудно было определить. Ротный приказал занять круговую оборону.

А может, наши? - усомнился старшина Исаичев. - Идут сюда и не стреляют.

Солдаты в белых халатах, шедшие вместе с танками, приблизились метров на двести. Панчайкин выскочил на бруствер, закричал, махая шапкой-ушанкой. И тотчас кубарем свалился в траншею. У него над самым ухом взвизгнула пуля.

Два с лишним часа рота автоматчиков вела неравный бой с танками и пехотой. Были ранены Львов, Панчайкин, но гвардейцы держались стойко.

Помощь им подоспела вовремя. Справа подошли батальоны Малашенкова и Зверева, а слева - подразделения 129-го полка 45-й дивизии. Навалились на немцев вместе и опрокинули их. Из пяти танков ушел только один. Много немцев перебили, а тридцать взяли в плен.

- Какой же вывод напрашивается из этих боев? - поднял глаза на Кожевникова комдив.

- Вывод? - переспросил Яков Иванович. - Думаю так: почаще надо предпринимать обходные движения. Немцы боятся их.

- Верно, - согласился Щеглов.

В начале войны немецкие офицеры считали себя непревзойденными мастерами котлов и клещей, а нынче словно разучились маневрировать. Не разучились, а их отучили, - думал полковник. - Наш натиск за Пулковом смешал карты их командования, лишил инициативы. Сидят фашисты в опорных пунктах, пробуют отбиться, но когда наши не лезут в лоб, а нащупывают уязвимые места, ищут обходных путей, забираются в тыл, воюют ночью и днем, тогда немцам приходится туго за любыми укреплениями.

- Так надо брать и Воронью гору, - сказал Щеглов.

Один из полков дивизии уже вплотную приблизился к горе. Подполковник Шерстнев днем 17 января доносил, что взяты Пиккола и Горская, батальоны двигаются к Дудергофскому озеру. Как-то теперь там дела?

Щеглов связался с Шерстневым по радио, сосредоточенно слушал, постукивая карандашом по столу.

- Значит, Трошин у воды? - переспросил он. - Правее Ореха? Молодцом! Перебираюсь скоро к вам. Комдив отошел от рации.

- Слышали? Шерстнев в Красносельском военном лагере. И нам нечего тут засиживаться. Не парламент.

У комдива окончательно сложился план захвата Вороньей горы. Полк Шерстнева, - решил полковник, - обойдет ее справа, отрежет от Красного Села. А Ленинградский полк скует небольшим заслоном немцев с фронта и нанесет решающий удар слева и с тыла.

- Знаю, сил маловато, - сказал комдив Афанасьеву, - трое суток ведем бой. Но надеюсь - полк не подведет. На то он и Ленинградский.

Щеглов поднялся из-за стола:

- Получше договоритесь с командиром артиллерийского полка Шошиным. Не прыгайте вперед без артиллерии. У вас это случалось. Давите противника огнем.

Сбросив с плеч светло-зеленую бекешу, крикнул ординарцу:

- Давай-ка воды! Хоть раз за три дня умоюсь.

- И покушать бы следовало, - сказал солдат, безуспешно пытавшийся покормить комдива.

- Пирог совсем зачерствеет, - напомнил адъютант. - Из-под Пулкова с собой таскаем.

- Вовсе из головы выскочило, - засмеялся Афанасий Федорович. - Ведь пятнадцатого января мне тридцать два года стукнуло. Вот ребята и приготовили пирог. И немцы чуть не отметили мой день рождения. Да, видно, я в сорочке родился, заговоренный... слышали?

- Солдатский телефон действует, - усмехнулся Кожевников. - Повезло вам тогда.