Леонард Нимой - Я — Спок

Работа моя в Испании и Франции шла гладко, оставляя мне массу времени на то, чтоб начать придумывать сюжет. Конечно, были определенные хвосты, которые следовало подобрать из предыдущего фильма. К примеру, наш экипаж был сейчас на Вулкане и был объявлен в Федерации вне закона, поскольку нарушил прямой приказ, запрещающий отправляться на Генезис. Также мы знали, что «Энтерпрайз» уничтожен, и единственный доступный корабль — это клингонская «Хищная птица», которой в «Звездном пути-III» командовал Коммандер Крюге. Было логично предположить, что Клингонская Империя взъярится на Кирка за смерть своих граждан и угон их корабля. А что до Спока — ну, он вернулся на родную планету и опять стоит на ногах, но его разум похож на опустошенный компьютер, жаждущий информации.

Итак, следует ли нашему доблестному экипажу вернуться на Землю и предстать перед судом или еще немного побыть в мятежниках? Мне казалось, что они бы ответственно согласились отправиться домой — но могли попасть во временную дыру. И, чтоб поддержать их еще больше, я решил, что их путешествие в прошлое скорее должно быть намеренным, чем случайным.

Сойдясь на этом, мы с Харви начали думать о том, в какую эпоху могла бы отправиться команда «Энтерпрайза». Мы перетасовали массу всевозможных вариантов — Древний Рим, Дикий Запад, Война за Независимость… Но больше всего нам — и, как мы надеялись, значит, и зрителям тоже — понравилась мысль о современной Америке.

Вскоре Харви присоединился ко мне во Франции, и в вестибюле парижской гостиницы мы набросали черновик, который требовала от нас «Парамаунт». (На самом деле, я думаю, если бы мы просто сказали: «Мы тут решили сделать повеселее», их бы вполне устроило.) Мы дали им знать, что Великолепной Семерке предстоит отправить домой — после небольшого путешествия в наши дни, в Сан-Франциско (в конце концов, ведь именно там находится Штаб Звездного Флота).

Но настоящий-то вопрос был: «Зачем?» Очевидно, наши герои отправлялись в прошлое, чтобы решить какую-то проблему. Но какую именно и как тут могло помочь путешествие во времени?

Тут следует упомянуть, что в это время я читал «Биофилию», только что опубликованную книгу гарвардского биолога Эдмунда Вилсона. В своей работе Вилсон рассказывает об огромном числе вымирающих видов и предсказывает, что к 90-м годам Земля будет терять по 10 тысяч видом в год. Это один вид в час! Что хуже всего, многие из этих видов даже не были каталогизированы — у нас никогда не будет шанса узнать, что они из себя представляли, или какую функцию выполняли в природе. Они просто исчезнут, не оставив и следа существования.

Мрачное будущее, нарисованное в «Биофилии», преследовало мои мысли. Какие важные виды мы теряем прямо сейчас — и как эта потеря может повлиять на будущее человечества через три сотни лет? Я уверился — вот наша тема, грехи отцов, падающие на детей. Я почувствовал, что знаю, что это был за основной «грех», но что именно было потеряно и какова будет расплата?

Некоторое время я покрутил мысль, что, возможно, в 23 веке случилась масштабная эпидемия, смертельная болезнь, чье лекарство было уничтожено веками раньше, вместе с джунглями. Но изображение тысяч больных и умирающих людей казалось довольно страшным для нашего «легкомысленного» фильма — а мысль о том, что наш доблестный экипаж должен преодолеть шесть сотен лет в прошлое и обратно, только чтоб привезти какого-нибудь дартера-молюскоеда совершенно не казалась захватывающей!

В конце концов, после нескольких недель ломания головы, у меня случилось озарение. Это случилось во время заполночного разговора с другом, Роем Данчиком. Мы говорили о «Биофилии» и обсуждали вымирающие виды, когда Рой упомянул горбатых китов. Горбачи — настоящие гиганты, весящие по 20 тонн каждый, и в то же время они кроткие млекопитающие, обладающие поразительной тайной — своей песней.

Самцы китов издают серии вздохов, протяжных возгласов и щелчков, которые складываются в «песню» длиной несколько минут. Эти «песни» нетронутыми передаются от стаи к стае по мировым океанам — а когда песню меняет один-единственный кит, ее меняют все.

Но как? Никто не знает. Не знаем мы и того, какую функцию носит песня — служит ли она поиску пары в брачный период, или охране своей территории или ориентации в пространстве. Она остается одной из самых интригующих тайн природы… и вокруг этой тайны и можно было бы закрутить сюжет.

Я провел бессонную ночь, размышляя о таинственном китовом пении. И на следующий день ранним утром я позвонил Харви и сказал: «Давай-ка поговорим».

Только он переступил порог офиса, как я встретил его словами:

— Только сразу скажи, сошел я с ума или мы и правда сможем это протащить — экипаж «Энтерпрайза» отправляется назад в 20 век, потому что для того, чтобы решить проблему, нужна пара горбатых китов.

Ну, он не сказал: «Ты сошел с ума». Он вообще на некоторое время дар речи потерял, но я просто мог видеть, как вращаются шестеренки в этой его продюсерской голове. В конце концов, он произнес:

— Ну, горбатые киты не поддаются дрессировке, как касатки, а про касаток и так слишком много фильмов.

Но еще он добавил:

— Вопрос в том, существует ли необходимые нам отснятый материал с китами, или нам придется его снимать? Давай-ка это выясним.

Вот так мы и начали. Наняли монтажера, чтоб он просмотрел часы существующих морских съемок, и вскоре у нас был ответ.

И он был не тем, который мы хотели. Нам придется снимать большую часть самостоятельно. Тем временем, возник еще один вопрос — что это за проблема стряслась в 23 веке и как пара китов сможет ее разрешить?

Позвольте мне еще раз отвлечься и сказать, что меня всегда привлекали истории о взаимопонимании. Вот почему «Дьявол в темноте», с его идеей ужасных последствий, которые несет недостаток взаимопонимания, остается одним из самых моих любимых эпизодов «Звездного пути». Собственно, один из моих любимейших фантастических рассказов — «Ревун» Брэдбери, рассказывает об огромном морском чудовище. Создание решает, что его одиночество осталось позади, когда слышит вдали крик, так похожий на свой собственный — но его надежды разбиваются вдребезги, когда оно обнаруживает, что звук — это всего-навсего сирена с маяка. В гневе оно уничтожает источник звука.

Этот рассказ пришел мне на ум, когда я ломал голову над китовым вопросом. И я подумал: «Мы не знаем цели пения китов. А что, если бы оно предназначалось для сообщения с инопланетным разумом?»

И в день смерти последнего горбача песни эти песни умолкли бы навсегда. Потеря сигнала привлекла бы на Землю гостя, ищущего потерянного друга, как я или вы могли бы навестить дом своего друга, не сумев до него дозвониться. Наконец, концепция программы SETI, и идеи Моррисона о нелинейной коммуникации начали находить себе место в сюжете: песня китов — это язык, который мы не понимаем, но воспринимаемый инопланетным разумом. Но, когда песни прекращаются, к Земле отправляет зонд, чтобы исследовать океаны. Это исследование вызывает страшные ураганные грозы, в буквальном смысле угрожающие утопить планету. Только песнь китов может успокоить зонд и заставить его вернуться туда, откуда он прибыл.