Эдуард Лимонов - Книга мёртвых

Модные толстые ребята-мажоры (в школах таких дразнят «сало» или «пузо») на самом деле герои попсы. Они – подделка, слабый раствор. Толстый мальчик Боровик – слабый раствор феодала Семёнова. На самом деле Империя «Совершенно секретно» еле жива уже десять лет, с того майского дня, когда в машине Юлиан «стал заваливаться на сидевшего рядом Боровика». Империя попрошайничала и пыталась достать деньги у всех: от Лужкова до Гусинского и Коржакова. И вот 9 марта 2000 года в Шереметьево-1 стал заваливаться на полосу самолет ЯК-40 с Артёмом Генриховичем Боровиком, который сел тогда в самолёт и полетел, чтобы по-беседовать с магнатом Зией Бажаевым, попросить, чтоб дал денег. И рухнул с высоты 50 метров. Империя «Совершенно секретно», начавшаяся с загадочных смертей, закончилась загадочной смертью. Кто кого убил? Над этим гадать можно сколько угодно, однако опять вспомним буржуазные романы XIX века, сколько там предательств, убийств, отравлений. И нам не кажутся эти преступления чем-то чрезмерным и ненормальным. Становление капитализма – питательная среда для преступлений. Чего удивляться, чего не сделаешь ради наследства, денег, money, gold, марок, франков, фунтов стерлингов! К папе Боровику, чего бы он сегодня ни говорил, наверняка ходили в гости гэбэшники, как домой. У Темы с детства были знакомства. А у гэбэшников были лаборатории, а в них наверняка были «современные яды, которые действуют опосредованно». Интересно, что советское посольство в Париже переслало, наконец, окончательные результаты расследования французской полиции через год, и именно год хранятся по закону в судебно-медицинском институте Парижа поражённые ткани (в случае Плешкова – внутренние органы). После года их уничтожают. Почему посольство вело себя так странно? Жена Плешкова Галя в отчаянии даже обращалась когда-то к экстрасенсу, и экстрасенс увидел, что у Плешкова в номере есть люди. То есть он заглянул в то поле, которое существует всегда, и там увидел, что в номере у него были люди. Русские, говорящие по-русски. За ним заехал тогда журналист «VSD», чтобы привезти на обед к главному редактору, но до этого туда пришли говорящие по-русски. Москович? Почему нет, он жил в Париже. А где был 20-го и 21 апреля Тема Боровик? А вдруг в Париже? Мальчики-мажоры бывают везде. Однажды я шёл не спеша в темноте по Парижу и нёс в пакете упаковку пива «Гиннесс». Я вышел на свою рю де Тюренн почти против моего дома, там, где, сливаясь, две маленькие улочки – рю де Беллей и рю Тюриньи – впадают в мою рю де Тюренн. У обочины стоял чёрный автомобиль, и его внутренность была освещена. Заглянув в автомобиль, я узнал… мальчика-мажора Костю Эрнста, я знал его с 23 февраля 1992 года, когда он брал у меня интервью для передачи «Матадор». И после передачи я общался с ним несколько раз у Александра Шаталова, издателя моих книг. Мы поздоровались. Суетясь, он вышел из машины и сказал, что он и его друзья заблудились. «А я тут живу», – сказал я и показал на свой дом и на чердак, где три окна с краю были моими. Он приехал снимать fashion-shows. Была осень, и вот они с друзьями заблудились, все друзья русские. Я ушёл тогда, полный недоумения. Он мог быть в Париже, это не подозрительно, он мог заблудиться, и это не удивительно, но, блин, почему он заблудился под моими окнами? Рю де Тюренн не посещаемая туристами улица, здесь находятся оптовые магазины готового платья, так называемый «Сентьер» (пояс) Парижа, днем улица набита разгружающимся транспортом, а вечером тут пусто, хоть шаром покати, один прохожий на сто метров. Если бы Константин Эрнст не был мужчиной со специфическими вкусами, я бы приревновал его к Наташе, сказал бы, что она назначила ему встречу, но так как он мужчина со специфическими, то версия отпадает. Это пример того, как мальчики-мажоры появляются в самых неожиданных местах. Могут появляться.

Опять прокатываю картину банкета в Доме журналистов на Зубовской, в 1989-м. Он с женою пришли позже всех: меня поразила его тотально наетая физиономия, кажется, вот сейчас лопнет от напряжения жир изнутри. Беседовать с ним было интереснее: он знал кодовые понятия Запада, что отсутствовало даже у Семёнова. То есть я имею в виду, что есть язык за языком. Не переводной, а понятийный. Завистливый взгляд на мои остроносые туфли, на пиджак не в стиле 60-х, а настоящий 60-х, случайно оставшийся из запасов, выброшенных на продажу в 70-е, купленный мной за копейки в Нью-Йорке – новый, не ношенный долгие годы, привезённый в Париж, а стал я его носить в конце 80-х. «Сирс энд Врубек». Мне было наплевать на все эти этикетки, у меня просто уже, кроме этого, нечего было надеть, а он был знаток. Тогда ещё я вспомнил Мисиму, из его комментариев к «Хакагурэ», привожу текстуально: «Сегодня, если вы пойдёте в джазовый клуб и заговорите с молодыми людьми лет двадцати, вы обнаружите, что они говорят абсолютно ни о чём. Лишь о том, как оригинально одеться и представлять из себя стильную фигуру. Я имел однажды следующий опыт. Придя в джаз-клуб, я едва успел сесть за стол, как парень за соседним столом начал мой перекрёстный допрос: «Вам сшили эти туфли? Где вам их сделали? И ваши запонки, где вы их купили? Где вы взяли такой материал на костюм? Кто ваш портной?» Он задавал мне вопрос за вопросом в быстром темпе». И Тёма задавал мне вопросы о туфлях и где купить. В отличие от Мисимы, который затем порицает молодёжь за суетность и интерес к моде, я не стану этого делать. Я лишь вглядываюсь в тот вечер, в банкет, меня интересует момент, когда он подходит к Московичу. Вот вижу, подошёл, жёлтая физиономия Московича, губищи, вульгарный мат, дым, но беседы не слышно. Одиннадцать лет… На такой дистанции – нет, ничего не слышно…

Листьев в дверях ресторана. Там тоже были деньги, там не шла речь о наследовании Империи, но деньги… В России из-за женщин убивают только лохи, из-за политики не убивают совсем. Убивают за бабки, деньги, money, gold. Старовойтова имела при себе 900 тысяч долларов в сумке, за такие деньги у нас в России вырежут 900 семей. Существуют показания пассажиров рейса, что в самолете, в салоне она прижимала к себе портфель с деньгами, а обнаружена была, уже мёртвая, только с женской сумкой.

Ну ясно, для близких родственников – трагедия… лежат в деревянных ящиках Плешков, Семёнов, Боровик… Исторически же всё это называется: первоначальное накопление и распределение собственности. А культурное воплощение этот исторический процесс получил в романах XIX века, у Диккенса и прочих Драйзеров.

Ему ничем нельзя помочь,И клетчатые панталоныРыдая обнимает дочь…

Смерть на морском курорте

Он погиб в том же фешенебельном, богатом стиле, в каком прожил свои шестьдесят. Слепой (лишь один глаз едва-едва видел), взгромоздился на велосипед в курортном городке Довиль в Бретани, о нём много писал Марсель Пруст, об этом городке, его обильно рисовали импрессионисты. Взгромоздился, поехал, упал, ударился головой о бордюр тротуара и умер мсье Jean-Edern Hallier, фрондёр, бонвиван, французский литератор и журналист, бывший мой патрон, директор радикальной газеты «L’Idiot International». Смерть на морском курорте. Холодные устричные волны лизали его любимую малую родину – Бретань.