Альфред Штекли - Томас Мюнцер

Ганс Бегам. Барабанщик и знаменосец восставших крестьян.

Восставшие крестьяне.

Драгоценные часы уходят на споры, убеждения, уговоры. А тем временем в лагере под Франкенхаузеном растет тревога. Где замешкался Мюнцер со своими людьми? Его просили прислать на подмогу двести воинов, он отвечал, что придет гораздо больше. Все они, как один, прибудут к ним! Пролетело больше недели, а брата Томаса все нет. Они снова пишут ему взволнованное письмо. Дела у них обстоят плохо. Не сегодня-завтра на них набросится Эрнст из Хельдрунгена. На каждом шагу предательство. Окружные начальники, обещавшие поддерживать крестьян, нарушают свои клятвы. Часть восставших Зангерхаузена обманом завлекли в замок и там обезоружили. Враги захватили весь скот. Женщины и дети, опасаясь господской мести, бежали из деревень. День и ночь они под открытым небом, в поле или лесу. В лагерь, объятые страхом, прибежали мансфельдские мужики из тех, кому удалось спастись, когда граф Альбрехт злодейски на них напал. Герцог Георг вместе с Эрнстом намерены перебить всех непокорных. Где та помощь, которую обещал Мюнцер? Если он в ближайшие два дня не явится сюда со всеми своими силами, чтобы спасти христиан от кровожадных волков, то общее дело потерпит непоправимый ущерб!

Его, ждут не только под Франкенхаузеном. Со всех сторон летят к нему призывы о помощи. Отряд, расположившийся лагерем под Эйзенахом, надеется, что он прибудет к ним. А он не может послать им ничего, кроме своих страстных писем, полных веры в победу. Он упрямо повторяет: «Мы со всеми отрядами придем к вам на помощь, нас ждут в другом месте — имейте немного терпения. Мы обязательно придем. Никого не бойтесь!»

Но сейчас нужны не обещания — нужны люди, пушки, порох. Мюнцер обращается к Вечному совету: если они еще никак не могут решиться на выступление, то пусть хотя бы выдадут ему часть военных припасов, купленных на добычу, присланную в город. Ему отвечают, что избытка в припасах нет. Чем же они занимались? Чего ради набивают сокровищницу золотом, когда пороховые погреба стоят полупустые?

Его слушают, переглядываясь и пожимая плечами. О каких огромных средствах он говорит? В казне считанные гульдены. Он настойчиво доискивается, куда же девались ценности, захваченные в монастырях и храмах. Томас поражен: самые дорогие предметы — серебряные дароносицы, парчовые покрывала, золотые чаши — в кассу общины не поступали. Их ловко похитили, неизвестно когда и неизвестно где. Это нельзя оставлять безнаказанным! Мюнцер поручает розыск надежным людям.

Пропавшие вещи находят в доме скромной, тихой старушки. Томас не хочет верить. Это родная тетка Пфейфера, Генриха Пфейфера!

Глава восемнадцатая

РАДУГА НАДЕЖДЫ

Его просили вассалы, уговаривали родственники, умоляла мать: нельзя покидать Гессен ради защиты чужих владений, когда разбойные шайки не сегодня-завтра ворвутся в его собственные земли!

Ландграфу Филиппу было двадцать лет, и хотя он, разгромив рыцарский мятеж, стяжал славу храброго полководца, его часто упрекали в излишней горячности, в отсутствии дальновидного расчета, необходимого каждому князю. О, молодости свойственно безрассудство!

Но ландграф знал, что он делает. Он раньше других понял, какую опасность представляет для всей империи разгорающийся на юге крестьянский бунт. Сотни разносчиков крамолы шли от села к селу: «Поднимайтесь и вы!» Ландграф боялся, что подстрекатели проникнут и в Гессен. Он велел следить за ними, вылавливать, карать. Считая, что все немецкие князья должны помочь своим собратьям, пытающимся прекратить смуту, Филипп посылал на юг деньги и конницу. Он обещал отправиться туда сам, но события в Средней Германии заставили его передумать.

Еще осенью Мюльхаузен привлек внимание ландграфа. В начале года к нему за помощью обратились беглые бургомистры. Стоит ли охотиться по деревням за отдельными подстрекателями, когда в Мюльхаузене — очаг опаснейшей заразы? Там Мюнцер содействует злодейскому сговору черни с мужиками. Он связан с крестьянами Шварцвальда и видит в них своих союзников и братьев. Необходимо нанести удар по Мюльхаузену.

Весенний ветер раздувал пламя полыхающего во Франконии бунта. На пасху огонь добрался и до Гессена. Восстала Фульда. Город Херсфельд встал на сторону крестьян. Ландграф Филипп не колебался. Он поднял на ноги огромное войско и захватил с собой мощные пушки. Взяв Херсфельд, ландграф двинулся на Фульду. Там обнаружилось много такого, что его встревожило. Горожане выступали заодно с крестьянами, они связались с восставшими Шмалькальдена и Франконии, рассылали соседям письма с призывами захватывать власть. Филипп был, как вепрь, свиреп и жаден. Грабя и паля деревни, он быстро двигался вперед. Под Фульдой лагерем стояли крестьяне. Не выдержав и первого натиска, они бросились бежать. Рейтары гнали их к городу. Ворота были закрыты. Люди метались на краю рва. Их всех, несколько сот человек, столкнули вниз.

Фульда сдалась. В замке были обезглавлены зачинщики. Ландграф обвинил власти в попустительстве мятежу. Он, вассал фульдского аббата, провозгласил отныне себя его сюзереном по праву завоевания.

Содранную с города контрибуцию он велел разделить среди наемников. Пять суток Филипп стоял в Фульде, и все пять суток крестьяне во рву не получали ни воды, ни пищи. Туда швыряли отбросы из кухни. Ландграф любил смотреть, как из-за них ссорились.

А в это время восстание, начавшееся и в Тюрингии, распространялось все шире и шире. Филиппа очень волновали успехи франконцев. Но он был убежден, что надо идти в Тюрингию. Здесь нет еще таких многотысячных отрядов, как в других местах, но во главе восстания стоят люди, которые стремятся к перевороту.

Он решил, невзирая на опасность, грозящую собственным владениям, направиться в Тюрингию. Какое безумное благородство! Стареющие дамы восторженно приветствовали юного ландграфа. Слава богу, в этот век расчетливости и торгашества не перевелись еще среди немецкой знати настоящие рыцари!

Филипп усмехался. За кажущимся безрассудством и чрезмерным рыцарским пылом скрывался холодный расчет. Он был прозорливей, чем его умудренные опытом советники. Со всех сторон ландграфа пугали драконом великого возмущения, его лапами, которые тянулись к Гессену. Он лучше других видел опасность, и поэтому хотел поразить дракона непокорности в самое сердце — изловить и обезвредить Томаса Мюнцера.

Особой вины Пфейфер за собой не чувствует. Да, он взял часть монастырских вещей, но это его доля, его законная доля. Кому, как не ему, вкушать плоды победы. Он начал войну с монахами, когда Мюнцера здесь не было и в помине. Он нанес старому магистрату самые тяжелые удары. Если бы не он, Пфейфер, Томасу никогда бы не вернуться в Мюльхаузен. Он по праву взял свое, потому что настоял идти на монастыри, а не бежать навстречу рудокопам. Послушались бы Мюнцера — сидели бы все сейчас впроголодь под Франкенхаузеном.