Ким Филби - Моя тайная война: Воспоминания советского разведчика

— Он соответствует одной из степеней Рыцарского ордена, — сказал мне он.

Во время нашей первой беседы за бокалом вина я отметил, что Филби хорошо выглядит для своих 76 лет. Я видел фотографии, сделанные членами его семьи два или три года назад, на которых он кажется очень больным — излишне полный, с одутловатым лицом, старше своих лет. Но сейчас передо мной сидел другой человек — подтянутый, энергичный, искрящийся юмором.

— Я прекрасно себя чувствую, — сказал он, — и это одна из причин, по которой я согласился с вами встретиться. Ходят слухи, зародившиеся почему-то в Канаде, о том, что КГБ меня покинул, что я нахожусь в стесненных обстоятельствах и стремлюсь вернуться в Великобританию. Я хочу, чтобы вы сами убедились, насколько это не соответствует действительности. А теперь не начать ли нам работать?

Я сказал, что предпочел бы отдохнуть вечером и начать работу завтра. Я был, видимо, прав.

— Хорошо, — согласился Филби и добавил: — Мне нравятся люди, которые умеют хорошо проводить время.

К серьезной работе мы приступили на следующий день. И, разумеется, сразу возникли проблемы. В какой степени то, что он сообщал мне, было просто человеческой исповедью, а в какой степени рассказом сотрудника, состоящего на службе у КГБ? Что из этих сведений было информацией, а что дезинформацией? Правда, Филби всячески старался убедить меня в том, что наша встреча не санкционирована КГБ.

— Им пришлось согласиться, — сказал Филби. — Они говорили, что если я хочу побеседовать, то почему бы не организовать встречу с Грэмом Грином. Однако я заметил, что Грин — мой бывший коллега по британской секретной службе и друг, а мне хотелось бы побеседовать с человеком нейтральным.

Многое из того, что рассказал мне Филби, нельзя проверить, не имея доступа к архивам СИС, МИ-5, ЦРУ, ФБР и КГБ, что представляется в высшей степени маловероятным, поэтому при чтении необходимо помнить о данном предупреждении. Но стоит ли вообще привлекать внимание к Филби? Зачем рекламировать человека, признавшего себя шпионом? А затем, что, не поняв мотивов и причин, побудивших Филби и ему подобных встать на этот путь, мы не извлечем никаких уроков.

И поскольку даже для такого специалиста по мистификациям, как Филби, оказалось невозможно в течение шести дней ничего не рассказать о себе, эти беседы позволяют составить наиболее полный портрет представителя английского истэблишмента, изменившего своей стране и своему классу и оставшегося до настоящего времени загадкой. О ДНЯХ, ПРЕДШЕСТВОВАВШИХ ИСЧЕЗНОВЕНИЮ.

Москва, 19 января 1988 года. Половина восьмого вечера. Ким Филби, одетый в старые серые брюки, клетчатую рубашку, светло-голубой свитер и комнатные туфли, приносит два хрустальных бокала для шампанского. Мы находимся в гостиной его просторной квартиры, где накрыт стол. На столе красная и черная икра, севрюга, семга, ветчина и шпроты, сельдь и огурцы, черный и белый хлеб, холодный ростбиф, жареный картофель и египетские апельсины. Тарелки поставлены на салфетки, на которых изображены виды Лондона, включая по иронии судьбы башни лондонского Тауэра — традиционного места казни государственных преступников.

Из спиртных напитков имелись виски «Джонни Уокер», грузинское вино — красное и белое — и русское шампанское. Для тоста Филби выбрал шампанское.

— Сегодня двойной повод для торжества, — сказал он, наполняя бокалы. — Во-первых, вы единственный западный журналист, которого я пригласил к себе домой. Во-вторых, через несколько дней исполнится 25 лет, как я приехал в Советский Союз.

Бейрут, 23 января 1963 года. 19 часов 30 минут. Ким Филби, корреспондент газеты «Обсервер» и журнала «Экономист» по Ближнему Востоку, должен заехать за женой Элеонорой, чтобы отвезти ее на прием, который устраивает первый секретарь посольства Великобритании Глен Балфур Пол. Но раздается телефонный звонок, и ей сообщают, что вначале Филби зайдет на почту и отправит телеграмму, а с ней встретится на приеме.

Элеонора, которая привыкла к специфике журналистской работы мужа и знала о принадлежности Филби к разведывательной службе Великобритании, но не подозревала о его связях с КГБ, идет на прием одна. Филби на приеме так и не появился. На следующий день она получает письмо, в котором Филби сообщает, что ему необходимо отправиться в длительную поездку по репортерским делам. Жене он оставил 2000 фунтов стерлингов наличными.

Об исчезновении Филби сообщалось удивительно мало. Только 29 марта Эдвард Хит от имени министерства иностранных дел сделал заявление об этом. В начале июня британской разведке становится известно, что Филби в Москве, но английская общественность узнала о его местопребывании лишь 30 июня, когда газета «Известия» сообщила, что он попросил политического убежища в Советском Союзе.

Найтли: Расскажите о последних днях, предшествовавших вашему исчезновению. Почему вы скрылись? Вас предупредили?

Филби: Для того чтобы вы поняли, чем я занимался в Бейруте, придется вернуться в прошлое. После дела Берджесса-Маклина я был уволен из СИС. Для меня наступили довольно трудные времена — об этом поговорим позднее. Но у меня остались друзья, которые верили в мою невиновность. В конце концов Николас Эллиотт и Джордж Янг (мои коллеги по СИС) подыскали для меня работу в Бейруте. Там я должен был работать на СИС под прикрытием корреспондента по Ближнему Востоку изданий «Обсервер» и «Экономист».

С газетой «Обсервер» возникло недоразумение. Эллиотт заверил меня, что обговорил с Дэвидом Астором (в то время редактор «Обсервер») мое прикрытие, но Астор позднее заявил, что ничего об этом не знал. Так что судите сами.

Однако настоящая проблема состояла вот в чем. В ноябре 1962 года я написал Астору, что хотел бы побывать дома. Мне необходимо было заняться решением ряда семейных проблем. Я спросил его, можно ли будет это сделать в июле. Он ответил, что это его вполне устроит и что я могу действовать в соответствии со своими планами.

Другими словами, в июле 1963 года я планировал быть в Лондоне, в пределах досягаемости для британского суда и секретных служб, если бы они вдруг захотели со мной разделаться. Однако руководство СИС решило направить Эллиотта в январе в Бейрут для личной встречи со мной.

Найтли: Возможно, Астор не сообщил СИС, что вы собираетесь приехать в июле? Он ведь отрицал, что был осведомлен о вашем прикрытии.

Филби: Конечно, все возможно. Но Астор никому не должен был этого говорить. К этому времени уже многие меня подозревали, поэтому сотрудники МИ-5 наверняка контролировали мою корреспонденцию. Должны были прочитать они и мое письмо Астору. Нет, тут что-то не так. СИС было известно, что я через несколько месяцев приеду в Лондон, и все-таки ее руководители приняли решение заняться мною в Бейруте. Вопрос — почему?