Вадим Котляров - Вижу цель. Записки командора

Уникальный, самобытный, чисто российский автомобиль оказался невостребованным и "завис". Обидно.

ХIII. О разном

Как-то на завод пришло довольно странное задание – изготовить и испытать образец "Нивы" с двигателем от… "Москвича-412". Мы сначала ничего понять не могли – кому вообще в голову могло прийти такое? Но понемногу всё выяснилось. И история эта имела, увы, довольно-таки грязноватенький подтекст.

Кто-то, так и оставшийся неизвестным, нашептал на ухо главе правительства А. Н. Косыгину, к которому, очевидно, был вхож, что москвичовский двигатель и легче, и мощнее вазовского. Хотя на самом деле всё обстояло как раз наоборот.

И вряд ли сей доброхот не представлял себе истинного положения вещей. Думаю, что представлял, и очень даже хорошо. Просто в открытую лоббировались интересы Уфимского моторного завода. И сильно сомневаюсь, что бескорыстно.

На что рассчитывали те, кто запускал эту утку, непонятно. В технике истина выявляется всегда очень быстро, это вам не политика.

Конструкторы прокомпоновали установку нового (для нас) двигателя в моторный отсек "Нивы". Оказалось, что он туда… просто не лезет. Во-первых, потому, что длиннее вазовского. Да ещё пришлось нашу коробку передач (от москвичовской отказались сразу и наотрез) подсоединять к двигателю через специальный переходник, съевший в длину ещё сколько-то.

Как ни ужимались, впихнуть мотор никак не удавалось. Но с правительственным заданием, да ещё исходящим непосредственно от Косыгина, шутки плохи. Жизнь приучила, что нужно сначала сделать дело, и лишь потом объяснять, почему его делать было не надо. Наоборот практически никогда не получается – все попытки расцениваются как отлынивание от работы. Увы, но факт.

Решили делать специальный кузов с удлинённым передком. Который и был достаточно быстро изготовлен,[68] а затем был собран и сам опытный образец.

А перед этим мы, всей этой нелепицей достаточно раздосадованные, всё же решили соблюсти максимальную объективность. Дабы не быть обвинёнными в предвзятости.

Для начала завесили оба двигателя в одинаковой комплектации. Конечно, мотор от "Москвича" оказался намного тяжелее. Мы-то об этом знали давно, но решили оперировать только сухими конкретными цифрами, которые говорят сами за себя. Исключив какие-либо эмоции вообще.

Потом поставили оба мотора на стенд. И здесь наш двигатель убедительно выиграл по всем статьям.[69]

Затем уфимский мотор установили на упомянутый выше кузов с удлинённым передком. Всё остальное в этой "Ниве" оставили как есть.

Машину обкатали честь честью, как положено. И начали её на свой манер допрашивать, как и любую другую опытную конструкцию.

Не влезая в скучные технические подробности, скажу только, что довольно быстро стало ясно главное – наш автомобиль явно не от этого двигателя! И это не оговорка, хотя обычно говорят, что двигатель не соответствует машине. Но здесь волею судеб во главу угла был поставлен именно мотор, и фактически к нему пытались подобрать всё остальное.

Запомнилось ещё, что после окончания испытаний, когда всё прояснилось, выехали как-то на этой "МосНиве"[70] на полуостров Копылово, где всласть попрыгали на песчаных трамплинах – её уже было нисколечки не жалко.

Афёра лоббистов с треском провалилась.

1975 год. "Нива" с двигателем от "Москвича-412". Хорошо виден удлинённый передок.

Бригада по испытаниям "МосНивы": А. Крайнов, Н. Макеев, автор и Ю. Кошелев.

Несмотря на прохладную осеннюю погоду, "москвичовский" мотор на песке быстро закипел. Пришлось охлаждать.

Ай, "моська", знать она сильна!

Очень важным для инженера (тем более – командора) было научиться чёткости отдаваемых команд. Немало способствовал этому один наш водитель, фамилию которого называть не буду. Во-первых, он проработал у нас не очень долго и ушёл искать, где лучше. Во-вторых, дело совсем не в нём – мало ли на свете подобных хитрющих жуков.

Уникальный в этом смысле был человек (глагол был означает здесь только то, что он работал у нас, и ничего более, прошу не придираться). В целом весьма исполнительный, он никогда не упускал случая воспользоваться возможностью двоякой трактовки команды, ежели таковая ему неосмотрительно предоставлялась.

Отпросится, к примеру, на обед. Инженер, разрешив ему отлучку, неосторожно скажет:

— Ладно, Виталя, как пообедаешь – возвращайся, очень много дел.

И всё. До конца смены он его больше не увидит. А на все попрёки тот с ясными глазами будет удивляться:

— Но вы же мне не сказали, к какому сроку конкретно вернуться, и я подумал, что здесь сегодня больше не нужен!

Когда он выкинул такой фортель в третий раз, пришлось задуматься и перестроиться (инженером этим лопоухим был, разумеется, автор). Стал выражаться однозначно, как в армии:

— Вернуться сюда в 14.00.

И что вы думаете? Сработало! Поскольку напрочь исключало какую-либо другую трактовку. А на прямое нарушение он никогда не шёл, не таковский.

Так что, Виталя, сегодня могу тебе только сказать спасибо за выучку. Хотя в то время, кроме злости, никаких, конечно, эмоций больше не было.

И напоследок нельзя не сказать вот о чём. Когда мы (имеется в виду всё УГК) переехали в 1972 году в корпуса Инженерного центра, что на Восточном кольце, то были, разумеется, этому несказанно рады.

Наконец-то у всех у нас появилась своя крыша над головой. Свои производственные площади, показавшиеся нам поначалу весьма просторными. Особенно впечатляло всё это после тесноты КВЦ. Да и мы, бывшие горьковчане, воочию видели соизмеримость в плане потенциальных возможностей со старым заслуженным КЭО ГАЗ.

В общем, впечатление от новых корпусов оказалось вполне благоприятным, и спроектировавших их итальянцев не раз вспомнили добрым словом. Но спустя некоторое время выяснилось, что нельзя здесь сделать одно, другое, третье…

Стали разбираться. И конь-то оказался по сути троянским! Они каким-то образом сумели всучить (другое слово подобрать трудно) ВАЗу проект центра, изначально не рассчитанного на проведение каких-либо опытных работ! Здесь имелось всё для того, чтобы просто отслеживать потребности действующего производства. И не более того![71]