Давид Ортенберг - Год 1942

Мила она, как вести

О дальней стороне,

Как вести о невесте,

О друге, о жене.

И кажется - в небесной

Холодной вышине

Душа летит за песней

потерянной весне.

Та песенка простая

Понятна и близка.

И тает, отлетая,

Окопная тоска.

Но вот в ружье поднялся батальон:

В снегах лощины тесной,

Где берег Нары крут,

Сквозь смертный вихрь, за песней

Товарищи идут.

Провыла мина волком,

Рассвет качнулся, мглист,

И, раненный осколком,

Споткнулся баянист.

Но песня не умерла:

Звенит над болью жгучей

И гонит забытье...

Баян ты мой певучий,

Оружие мое!

Сидит у меня Сурков, ждет, пока я прочитаю балладу. Прочитал я и попросил:

- Алеша, прочитай вслух.

Читает он своим певучим голосом и, чувствую, волнуется. Спрашиваю:

- Было это?

Было. И имя баяниста известно. И бригада известна. И городок известен...

Ушла в набор песня; под заголовком ее поставили: "Посвящается Мише Попову, слепому баянисту N воздушно-десантной бригады". А сейчас жалею, что не узнали его судьбу. Ищу и ныне и бригаду и героя-баяниста. Может, кто подскажет?..

* * *

"Братская могила" - так называется корреспонденция Евгения Габриловича, присланная с Северо-Западного фронта из-под Старой Руссы. Вот что увидел там писатель, следуя своим обычным маршрутом - на передовую:

"Древний лесистый, озерный край. Туман ползет по весенним дорогам, цепляется за кустарник, стелется над коричнево-красными валунами. Покачиваются огромные сосны под ударами ветра с озера. Холмы, речки, лощины, снова холмы..."

Один из холмов называется Лысой высотой. Он гол сверху, густо порос снизу кустарником. На вершине холма красный шестигранный обелиск. На деревянной доске, обращенной на запад, вырезаны две винтовки со скрещенными штыками. Под винтовками подпись: "Здесь покоятся командиры и бойцы, оборонявшие Лысую 26 апреля. Слава храбрым и непобедимым!" И фамилии погибших. Надгробный холм аккуратно устлан ельником. Справа, упираясь в весеннюю рыжую землю, стоит полуразбитый станковый пулемет. На доске под фамилиями погибших бесхитростные стихотворные строки:

Коль убьет меня пуля, скажите тогда:

- Умер за Родину он, за Россию...

За этот холм шло жестокое сражение небольшой группы советских воинов. Погибли Лазарев и Свиридов - расчет станкового пулемета. Был убит санитарный инструктор Седых; ему - редактору "Боевого листка" - и принадлежат стихи, вырезанные на доске под фамилиями погибших.

Вот и вся история. Печатая очерк, мы понимали, что этот рассказ об одной братской могиле будет замечен. Каждый на переднем крае понимал, что война без жертв не бывает, и хотел верить, что, если ему придется сложить голову на поле брани, имя его не будет предано забвению. В дни нашего отступления, когда поле боя оставалось по ту сторону фронта, много ли можно было сделать? Но и в дни нашего наступления, откровенно говоря, не все делалось, что можно и нужно было сделать. Существовали полковые команды музыкантов, которые по жесткому правилу войны были одновременно и похоронными и трофейными. Но не всегда они выполняли свои обязанности. Нередко эти команды, когда редели роты, направлялись на передовую. Сколько осталось безымянных могил! Проводить в последний путь товарища, друга, однополчанина - святой долг каждого и всех. Вот почему очерк Габриловича был так нужен.

* * *

Завершает полосы этого номера очерк писателя Натана Рыбака "Завод в степи". Сколько ныне уже читано-перечитано о подвиге тружеников тыла в годы Отечественной войны. Ничего нового я не добавлю, пересказав тот очерк. Но ведь это печаталось тогда, в горячие дни, по свежим следам. Приведу из очерка только один факт:

"В степи, за городом растут новые корпуса заводов... В мирное время эту огромную работу можно было бы с напряжением осуществить минимум в 2 года, строители это сделали за 6 месяцев... Стахановец Рахматулин за два дня выполнил норму на бетонировании полов на 870 процентов..."

19 мая

Наступление на Харьковском направлении продолжается. Наши спецкоры вновь сообщают об усиливающемся сопротивлении противника. Он подтянул авиацию, танки, корпусные и армейские резервы, беспрерывно контратакует. Командующий 38-й армией К. С. Москаленко, рассказывая о Харьковском сражении, в котором он принимал участие, вспомнил реплику бойцов, метко оценивавших обстановку тех дней:

- Ожил проклятый фашист, перезимовал...

Когда сдавался в набор "В последний час", в Генштаб пришло сообщение, что накануне из района Краматорска противник неожиданно нанес удар но нашим войскам и продвинулся километров на двадцать. Не мог я тогда знать, чем все это угрожало, да и в самой Ставке не все было ясно. Военный совет Юго-Западного фронта по-прежнему оценивал обстановку оптимистически. И все же мы убрали излишне радужные эпитеты, заменили заголовки репортажей на более соответствующие реальной обстановке. Решили не давать общего обзора хода боевых действий, пока ситуация не определится.

Михаил Розентрельд в своей новой корреспонденции продолжает описание боя за крупную железнодорожную станцию, которую мы обозначили, по понятным причинам, буквой "Н". Называлась корреспонденция "Последние дни 208-го немецкого полка" - заголовок точно раскрывает ее содержание.

По-соседству с Розенфельдом на газетной полосе - фоторепортаж Михаила Бернштейна. Один из первых снимков, которые он прислал и которые были опубликованы в газете, - длинная шеренга пленных...

В эти дни опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР об учреждении ордена Отечественной войны. Даем статут и описание ордена. Почти целую полосу заняло перечисление, за какие именно подвиги награждаются этими орденами. Например, за определенное количество сбитых самолетов, потопленных кораблей, уничтоженных танков и орудий противника... И даже за такие, вполне конкретные боевые успехи: "Кто сумел восстановить поврежденный самолет, совершивший вынужденную посадку на территории противника, и выпустить его в воздух", "Кто ночью снял сторожевой пост (дозор, секрет) противника или захватил его" и др. Словом, высокой наградой отмечались за самые разные проявления отваги и мужества, что не могло не воодушевлять наших воинов. К тому же это был первый орден, остававшийся в семье погибшего.

Конечно, на Указ мы откликнулись прежде всего передовой статьей. Автор этой передовой в библиотеке имени В. И. Ленина раскопал документ времен гражданской войны - памятку в связи с учреждением первого советского ордена "Красное Знамя". В памятке говорилось: "Тот, кто носит на своей груди этот высокий пролетарский знак отличия, должен знать, что он из среды равных себе выделен волею трудящихся масс как достойнейший и как лучший из них; что своим поведением он должен всегда и везде, во всякое время являть пример сознательности, мужества, преданности делу Революции. Он должен помнить, что на него смотрят другие как на образец, что по нему учатся бескорыстному исполнению долга, что то Красное Знамя, символ которого он носит на груди, дорого для всего пролетариата как знамя, пропитанное кровью рабочего класса и крестьянства".