Пол Баррел - Королевский долг

Принцесса несколько раз перечитывала это письмо, заинтригованная такой резкой переменой. «Как он мог так поступить со мной?» — в конце концов гневно воскликнула она и заплакала. Больше всего ее удивляло то, что он знал, как она хотела снять Гарден Хаус. Через пару дней он позвонил во дворец, но Диана просто бросила трубку. «Я не хочу слышать его голос», — сказала она. И тут же выплеснула свой гнев на гербовую бумагу с красной каймой. Она подробно сообщила брату все, что о нем думает и как он ее оскорбил. Скорее всего, граф Спенсер почувствовал, сколько злости содержится в этом письме, и, не вскрывая письма, отправил его назад. Оно пришло вложенное в его третье письмо, которое он написал 28 июня:

Вспомнив, в каком состоянии ты была в тот вечер, когда бросила трубку, я решил, что, наверное, не стоит читать его [т. е. письмо принцессы], так как после этого наши отношения могут окончательно испортиться. Поэтому я возвращаю его невскрытым, чтобы иметь возможность восстановить нашу дружбу.

Но дружба оказалась потерянной навсегда. Забавно, что после смерти принцессы граф Спенсер вспомнил о сестре и решил похоронить ее в своем поместье на острове. Почему-то его больше не волновало, что это может привлечь внимание прессы и полиции. Сейчас он всячески старается привлечь журналистов и тысячи туристов в созданный им Музей Дианы, где продаются и сувениры.

В 1993 году отношения принцессы с братом ухудшались с каждым днем. Диана отказывалась говорить с графом по телефону. Ему пришлось писать ее личному секретарю, Патрику Джефсону, и общаться с ней через него. В сентябре он нанес сестре еще один сокрушительный удар, потребовав вернуть фамильную диадему Спенсеров, в которой она была на свадьбе и которая была ей очень дорога. Как принцессе Уэльской ей приходилось надевать ее на официальные банкеты в Букингемском дворце, на официальное открытие сессии парламента и дипломатические приемы. В письме Патрику Джефсону граф Спенсер ясно дал понять, что эту диадему дал Диане «на время» и что она принадлежала ему, поскольку их дед завещал ему диадему в 1970-х годах. «Пора вернуть ее законному владельцу» — писал он. Двенадцать лет не вставал вопрос о том, кому принадлежит диадема, и принцесса поняла — граф потребовал диадему назад из-за их размолвки по поводу Гарден Хауса. Граф считал, что диадему должна носить его жена Виктория. Диадема была не просто символом королевского статуса Дианы, но также памятью о ее свадьбе. Но принцесса не хотела, чтобы ее брат понял, как много для нее значило это украшение. В октябре диадему вернули графу Спенсеру — мне было поручено вынуть ее из сейфа, где она лежала в футляре вместе с другой диадемой, которую Диана называла «запасной», — эту диадему с жемчугом и бриллиантами ей подарила королева на свадьбу. К счастью, диадему Виндзоров принцесса могла оставить у себя.

Тем временем в Кенсингтонском дворце произошли перемены в составе персонала, и это повлияло на нашу жизнь в Старых конюшнях. С тех пор как мы переехали сюда из Хайгроува, Мария работала горничной, и у нее было совсем немного обязанностей. Теперь, после ухода Хелены Роуч, ее сделали камеристкой. Она стала работать в паре со старшей камеристкой Хелен Уолш. Это вызвало некоторые трудности в семье Баррелов. Раньше Мария уходила в девять утра, а возвращалась в час дня, а теперь у нее был совершенно ненормированный график работы. Иногда ей приходилось вставать в шесть утра, а иногда она возвращалась домой поздно вечером. Нам пришлось устроить так, чтобы, когда она работает по вечерам, я мог поставить вместо себя Гарольда Брауна и сидеть с детьми. Мария знала, что нам придется туго, но ей очень хотелось помочь принцессе. Она сказала, что поработает годик, а потом посмотрит, и думала, что уже договорилась об этом с Дианой. Наша хозяйка была готова идти на компромиссы. Она даже разрешила, чтобы Мария будила ее в семь утра по телефону, а не лично, как полагается по этикету. Но Мария все чаще и чаще задерживалась на работе. Раньше Мария по вечерам всегда была с детьми и теперь очень скучала по ним. Когда она отправлялась за покупками для принцессы, она видела, как наши дети играют на лужайке перед домом. Как правило, когда она возвращалась домой, Александр и Ник уже спали. Но если Марии и приходилось тяжело, то Хелен просто выбивалась из сил.

Принцесса понимала, что они многим жертвуют ради нее, и старалась не оставаться в долгу. Она отдавала Марии туфли, которые ей не нравились, — от Шанель, от Джимми Шу, от Феррагамо или от Рэйна (у них был одинаковый размер, шесть с половиной), а также свои сумочки и костюмы от Кэтрин Уокер, Версаче и Шанель. Хелен она тоже дарила свою одежду и другие подарки. Так принцесса избавлялась от ненужных вещей, освобождая свой гардероб, и заодно благодарила своих камеристок. А еще она посылала свою одежду сестре, леди Саре Маккоркодейл.

Такая щедрость была обычным делом в королевском семействе. Когда я служил у королевы, я часто привозил подарки из поездок за границу. А когда я работал в Хайгроув, принц Чарльз подарил мне стол из красного дерева, книги, серебряную коробочку и пару куропаток из хрусталя. А однажды я сам выбрал то, что мне понравилось у принца, — когда мы с принцессой совершили запланированный налет на Хайгроув. Это произошло после разрыва принца и принцессы. Гарольд Браун, Дадли Поплак, хозяйка и я вошли в поместье и вынесли оттуда кое-какую мебель, лампы, картину и предметы декора. «Это наш единственный шанс взять то, что мы хотим!» Мы сложили все это в фургон.

Принц Чарльз заново отделывал дом, выбрав новую мебель из темного дерева. У принцессы чуть не случилась истерика, когда Дадли сказал: «Такое впечатление, что он хочет вернуться в материнскую утробу!»

1993 год начался очень удачно для независимой принцессы, однако под конец она стала получать один удар за другим. Сначала она рассорилась с графом Спенсером. Потом в ноябре, в «Санди Миррор» напечатали фотографии, на которых принцесса занималась в одном трико в фитнес-центре «Эл-Эй» на Айлворте, в Лондоне. Владелец центра Брюс Тейлор вмонтировал камеру в потолок. Принцесса дала особые указания адвокату Энтони Джулиусу из юридической фирмы «Мишкон де Рейя», и Комитет жалоб на СМИ признал, что печатание таких снимков было грубым нарушением права на частную жизнь. Из-за этого Диане пришлось объявить, что она больше не будет вести активную общественную жизнь. Это произошло 3 декабря, во время благотворительного обеда, организованного для пострадавших от черепно-мозговых травм. Она повергла в шок весь мир, сказав: «Надеюсь, вы меня поймете и позволите иметь личное время и пространство, чего мне так не хватало долгие годы. Когда я впервые предстала перед публикой двенадцать лет назад, я понимала, что СМИ могут заинтересоваться мной… но я и представить не могла, что привлеку такое внимание».