Елизавета и Маргарет. Частная жизнь сестер Виндзор - Эндрю Мортон
Королева узнала о трагедии вскоре после случившегося, но восемь дней медлила с поездкой. «Я отвлеку людей, и, возможно, из-за этого оборвется жизнь какого-нибудь несчастного ребенка, которого можно было бы спасти из-под обломков», – якобы сказала она. Придворные советовали ей ехать, но она твердо решила остаться в Букингемском дворце. Ее зять стал первым членом королевской семьи, посетившим место трагедии. Он ехал ночным поездом в вагоне второго класса, с лопатой, засунутой в дорожную сумку.
Вначале он пытался помочь с раскопками, но скоро понял, что только мешает спасателям. Тогда он стал посещать дома и больницы, пытаясь утешить родственников погибших. Мертвые тела детей в морге потрясли его, и он написал трогательное письмо Маргарет: «Дорогая, это было самое ужасное зрелище, которое я когда-либо видел… Я пытался дозвониться тебе снова сегодня утром, но ты еще спала… так тяжело было видеть взрослых мужчин, суровых шахтеров, которые не в силах удержаться от слез. Один их них повернулся ко мне и сказал: «Я потерял двоих. Тони, вы поймете меня, потому что у вас их тоже двое»7. В телефонном сообщении он просил Маргарет «поцеловать детей за меня»8. Когда Тони позднее делился с королевой-матерью впечатлениями о «худшем дне своей жизни»9, он с трудом сдерживал слезы.
Сноудон и принц Филипп, который прибыл на следующий день, удостоились множества лестных похвал за сочувствие и простоту в обхождении. Свой запоздалый приезд королева считала «самым большим огорчением» за все время пребывания на престоле, как позднее признал ее бывший личный секретарь лорд Чартерис10. Приехав наконец, она была потрясена разрывающими сердце сценами отчаяния. «Я думаю, Аберфан очень сильно подействовал на королеву, когда она туда приехала. Это был один из тех редких случаев, когда она не смогла сдержать слезы на людях, – свидетельствовал ее бывший личный секретарь сэр Уильям Хезелтайн. – Я полагаю, что задним числом она понимала, что могла бы поехать туда немного раньше. Такие уроки нас учат, что нужно проявлять сочувствие и находиться вместе с людьми на месте трагедии, чего от нее очень ждали». Внутреннее осознание своей ошибки еще больше укрепило ее уважение к зятю за его природное чутье.
Аберфанская катастрофа сблизила Тони и Маргарет, но на короткое время. К Рождеству принцесса слишком пропиталась праздничным духом, как алкогольным, так и табачным. Пребывая в отчаянной меланхолии, она взяла привычку звонить друзьям посреди ночи и делиться своими переживаниями. Один из друзей вспоминал: «Она звонила в час или в два ночи, и нужно было собираться, идти к ней и находить ее всю в слезах и с пустой бутылкой виски рядом, в то время как он отсиживался в подвале»11.
На Новый год ее поместили в больницу короля Эдварда VII, а муж в это время находился в деловой поездке в Японии. Причиной госпитализации называлось «обследование», но вовсю циркулировали слухи, что принцесса приняла слишком много таблеток и алкоголя и стала звать на помощь. Неделей раньше Маргарет позвонила одному из друзей во время вечеринки, проходившей в его доме. Она пригрозила, что, если он немедленно не приедет, она выбросится из окна спальни. Друг в ужасе перезвонил королеве в Сандрингем. Королева спокойно ответила: «Продолжайте свою вечеринку. Ее спальня находится на первом этаже»12. Ответ королевы совпадал с реакцией королевы-матери и других членов королевской семьи. Они жили в мире, где считалось, что любой недуг лечится долгими прогулками на воздухе, а душевные болезни полностью игнорировались. Такой подход можно сравнить с отношением королевы к центральному отоплению: «Если вам холодно, наденьте свитер». К болезням, в особенности сестринским, она относилась с невозмутимой практичностью.
Спустя поколение принцесса Диана столкнулась с подобным непостижимым равнодушием, когда страдала от расстройства пищевого поведения – булимии.
Хотя принцесса имела склонность к театральным сценам, о чем королева слишком хорошо знала, но отрицать ее депрессию было невозможно. Вскоре после больницы она завязала еще один краткосрочный роман, на этот раз с Робином Дуглас-Хоумом, пианистом из аристократического ночного клуба. Он славился своими любовными похождениями, и в его длинный донжуанский список входили принцесса Маргарета Шведская и, возможно, первая леди Джеки Кеннеди. По случайному совпадению дядей Робина был сэр Алек Дуглас-Хоум. Несмотря на бурную критику, в основном направленную против королевы, его утвердили в должности премьер-министра от руководящей консервативной партии в 1963 году вместо ушедшего в отставку Гарольда Макмиллана. Пока Сноудон находился в Японии, Маргарет и Робин стали встречаться либо в Кенсингтонском дворце, либо в небольшом доме Робина на Кромвел-роуд. По одному свидетельству, однажды на месте преступления – софе – их застал слуга Кенсингтонского дворца. Принцесса уставилась на него и смотрела до тех пор, пока он не ретировался, и пара продолжила как ни в чем не бывало.
Опытный и обходительный соблазнитель, Робин заставил Маргарет снова почувствовать себя желанной. В День святого Валентина в 1967 году она сентиментально писала ему: «Дорогой, спасибо за прекрасный уикенд… спасибо, что заставил меня снова почувствовать вкус к жизни. Спасибо за нежность, совершенно для меня неожиданную, она вернула мне уверенность в себе. Спасибо за все хорошее, а только хорошее и было. С любовью». И подписала письмо просто М., как она подписывала письма одному Тони и как он один ее называл13.
Далее она писала: «Я все время думаю о тебе. Сейчас сумрачное время для любви. Немногие счастливцы могут ею похвастаться. Я так счастлива оказаться среди них».
Каким образом эти письма оказались напечатанными в американском журнале, очень скоро стало предметом догадок прессы и страданий Маргарет. Лихорадочное возбуждение прессы заставило Сноудона, находившегося тогда в Нью-Йорке, выступить с публичным заявлением, отрицая кризис их брака. Тони заявил жадным до сенсаций журналистам: «С нашим браком все в порядке. Когда я в отъезде, я пишу и звоню домой, как и всякий другой муж, любящий свою жену»14. Эта ложь особенно ранила Маргарет, так как он никогда не звонил во время своих поездок, и это была одна из причин их разногласий. Но Тони продолжал сохранять лицо и выступил еще с одним заявлением 26 февраля 1967 года: «Разговоры о разногласиях совершенно беспочвенны. Для меня это новость, а я был бы первым, кто об этом узнал бы. Я удивлен». Его хладнокровное благоразумие оценил Букингемский дворец, главным принципом которого было «отрицать, отрицать, отрицать». Маргарет и Тони решили публично заявить
