Михаил Арлазоров - Жуковский

Высший хозяйственный орган республики широко распахивал окно в будущее, но как труден путь к грядущему! «Мелочи» жизни преграждали ему дорогу. Вот один из таких, казалось бы, мелких фактов. Постовой милиционер у Курского вокзала задержал одиннадцать подвод с грузом. Груз принадлежал братьям Елисеевым. Сопровождающий утверждает, что в мешках находятся орехи. И действительно, там лежали орехи. Но за их тонким слоем пряталось самое дорогое для Москвы тех дней — пшеничная мука. Так действовали те, кого Владимир Ильич Ленин называл главным внутренним врагом республики, — спекулянты, мародеры торговли, пытавшиеся сорвать государственную монополию.

Интеллигенция еще оглядывается. Ей далеко не до конца ясно свершившееся. От товарищей по университету и Техническому училищу Жуковский слышит о широкой программе работ, которую готовят ученым большевики. В городе перебои с водой, нет топлива, а Ленин мечтает об электрических тракторах, мощных водяных и ветряных двигателях…

Трудно представить все это, но Жуковский верит Ленину. Идеи и замыслы коммунистов в области науки, их надежда на силы ученых своей страны полностью отвечают его внутренним запросам и устремлениям— ведь он сам из породы романтиков. Недаром стал большевиком Павел Карлович Штернберг, не зря так искренне верит в будущее коммунизма Тимирязев. И, сколь ни тяжел груз лет, Николай Егорович понимает, что его знания нужны республике. Он готов их отдать без промедления.

«Отечество в опасности…» Сегодня это самое главное. Человек науки потеснился, уступив место человеку с ружьем, но это вовсе не значит, что ждать работы придется долго. Искренняя убежденность Жуковского вскоре находит первые подтверждения.

Человек в кожаном пальто, с коробкой маузера на боку стучит в двери профессорской квартиры. Ему открывают не сразу. Трудные времена — много лихих людей. Но стук настойчив, и в ответ на знакомый голос, звякнув, снимается цепочка, которой заложена дверь:

Батюшки, Борис Иллиодорович, какой вы страшный! — Жуковский с нарочитым испугом косится на маузер. Но смеются уголки глаз.

Жуковский помнит своего гостя еще гимназистом, страстным голубятником, жившим на одной из соседних улиц. Николай Егорович подолгу беседовал с мальчиком, отвечая на его пытливые. вопросы, объясняя ему секреты полета. Мальчик вырос, стал студентом Технического училища, одним из самых деятельных членов воздухоплавательного кружка. И вот они встретились снова. Уполномоченный по авиации Московского окружного комиссариата по военным делам Россинский пришел с долгожданным предложением, одной фразой конкретизировавшим все разговоры, которые вели профессора:

— Нужны летчики, конструкторы, исследовательская работа. Республика должна иметь свою авиацию!

Да, он будет работать. Это неважно, что ему за семьдесят и уже нет больше тех сил, которыми так богата молодость. Он обопрется на помощь учеников, руководя их работой, направляя их поиски.

«Наблюдение и исследование боевого самолета и внесение на основе этих исследований таких изменений в конструкцию, которые гарантировали бы безопасность полетов и делали самолет отвечающим всем требованиям фронта». Эта задача, поставленная перед «Летучей лабораторией», полностью совпадала с той, которую решил бы Жуковский, получи он в 1916 году разрешение на создание опытного бюро и опытного завода. То, что категорически отказалась дать царская Россия, было исполнено советской властью в первые же, самые трудные, месяцы ее существования. 24 марта 1918 года «Летучая лаборатория» начала свою деятельность на Московском аэродроме. Научным руководителем нового исследовательского учреждения стал Жуковский, его ближайшим помощником — Ветчинкин.

У окна, раскрытого в будущее

Как ясно из названия, основная часть исследований «Летучей лаборатории» проходила в воздухе. Именно там развернулись эксперименты, которые позволили накопить факты для более глубокой разработки проблем динамики полета.

Самолет входит в пике. Он несется вниз, стремительно наращивая скорость. С каждым мгновением земля все ближе. Резко оттянув рукоятку управления на себя, летчик вздергивает машину, заставляя ее изменить направление полета. В этот миг пилоту кажется, что кто-то невидимый, но сказочно сильный обрушивается на него, прижимает к сиденью, давит на каждый квадратный миллиметр кожи. Темнеет в глазах, кружится голова.

Самолет летчика Братолюбова, на борту которого находится Ветчинкин, выписывает в небе весьма замысловатые линии. Как любого инженера, Владимира Петровича прежде всего интересуют наиболее опасные, самые невыгодные с точки зрения нагрузки случаи работы конструкции самолета. В этих поисках исследователь и меряет перегрузки. Да, да, меряет. Ветчинкин сравнивает возникающие ускорения, сопоставляя их с величиной ускорения силы тяжести.

Как это часто бывает в науке, прибор для измерения перегрузок, предложенный Ветчинкиным, оказался на редкость простым. На самолет установили обыкновенные пружинные весы — безмен, какие в ту пору имелись почти в каждом доме. Гиря, подвешенная к крюку безмена, в обычных условиях весит три с половиной фунта. Но вот машина делает вираж — и гиря «утяжеляется». Ее вес достигает шести-восьми фунтов. Петля — и та же гиря весит уже четырнадцать фунтов. Так просто, обыденно удалось измерить перегрузки, подтвердив опытом правильность теоретических взглядов. Ценность материалов, накопленных в «Летучей лаборатории», несомненна. Ведь полет с перегрузками — это прежде всего фигуры высшего пилотажа, а высший пилотаж — основа воздушного боя.

Есть в новом учреждении и другой отдел — аэростатный. Проект этого отдела разработал пилот-воздухоплаватель Н. Д. Анощенко, а Николай Егорович его полностью одобрил. И тут были поставлены задачи, которые предстояло решать и для войны, и для мира, и для сегодняшнего, и для завтрашнего дня республики: проведение разного рода аэродинамических исследований, изучение падения Снарядов, исследования парашютов, метеорологические наблюдения, как общие, так и специальные для сельского хозяйства, влияние подъема на физиологические процессы человеческого организма.

Голодные, со стынущими руками, но упрямые, настойчивые, вели научные сотрудники свои эксперименты, исследуя качества различных машин, столь необходимых фронту.

Как военачальник, выслушивающий доклады своих офицеров, воспринимал Жуковский сообщения о поражениях и успехах. Он повседневно направлял работу своих учеников, помогая исследователям дружескими советами. В этих беседах все полнее, все отчетливее прорисовывался облик научного учреждения, необходимого стране, которое стало бы центром исследовательской работы в области авиации. В квартире Жуковского незаметно, постепенно шла подготовка к созданию будущего ЦАГИ.