Роберт Стивенсон - Жизнь на Самоа

На совете в Апии один из вождей поднялся и сказал: «Почему мы собираемся проливать кровь друг друга, тогда как белые сидят в своих домах и смеются над нами? Почему они не должны пострадать?» В ответ никто не проронил ни звука. Белые из Мулинуу еще увидят, что, насильно толкая самоанцев к войне, они спускают с цепи тигра, которого будет трудно приковать снова.

Из всех наших слуг ушел только помощник повара Иопу вместе с женой. Сначала они отправились навестить умирающего родственника, которого сбросила лошадь, когда он ехал домой после визита в Ваилиму, а теперь их удерживает от возвращения боязнь попасть в беду в связи с войной.

Льюис сообщил на балу мистеру Мэйбену об угрозах правительственных солдат по своему адресу. И еще Льюис сказал: пусть всем будет ясно, что он намерен защищать себя и свое имущество до последнего. Мистер Мэйбен спросил, к какому лагерю принадлежат наши люди. В тот момент у нас были нестроевые из обоих лагерей. Услышав это, мистер Мэйбен лишь тяжело вздохнул. А теперь у нас не только нестроевые, но трое солдат из правительственных войск и еще четверо собираются прийти завтра. Они говорят, что хотят побыть у нас, пока война не начнется по-настоящему. Один из них принес с собой ружье и патроны. Ружье он отдал на хранение Ллойду под замок, но с патронами не мог расстаться и всюду таскал их с собой во время работы. Сегодня он попросил отдать ему ружье, так как якобы должен явиться с ним в Мулинуу. Пелема же считает, что он просто собирается спать с ним, как ребенок с новой игрушкой.

Талоло получил разрешение от своего верховного вождя остаться у нас. Сина, его жена, ждет ребенка. Ее прекрасные волосы обрезаны на головные уборы воинов, и она стала совсем некрасивой. Генри (Симиле) после долгих колебаний тоже решил остаться у нас. Кроме них, есть еще Сосимо, Мисифоло и мой слуга Леуэлу, этих никому не удалось сманить. Красивый старик с той стороны острова — ростом он выше Ллойда, в котором как раз шесть футов, — тоже объявил свое решение не покидать нас до конца войны и собирается привести сюда своего ребенка. Он, по-моему, довольно прохладный сторонник Лаупепы. Мой добрый Лафаэле спрашивал, нельзя ли вернуться и остаться у нас на время войны. При этом он рассчитывает, что Симиле уйдет сражаться. Он не может избавиться от ревности к Генри и не оставляет надежды в один прекрасный день стать его преемником.

Ллойд ездил в деревню. Там все в большом волнении из-за войны. Они спрашивали, что делать, если Матаафа займет деревню, и просили водрузить американский флаг над принадлежащим Ллойду маленьким «домом вождя» и над фоно в знак некоего неопределенного союзничества. Он сказал им, что не имеет права поднимать флаг, и напомнил, что эта война отличается от предыдущей, когда стороны действительно враждовали друг с другом. Досадно знать, что, если бы только правительство разрешило двум высоким вождям, Лаупепе и Матаафе, поладить миром, как советовал Льюис и чего они оба хотели, не было бы никакой войны и повсюду сейчас царили бы благоденствие и мир. Меня не удивляет, что самоанцы уклоняются и не хотят воевать; ведь они не понимают, для чего это нужно.

Генри приехал из города и рассказал, что вчера три консула встретились и договорились задержать начало войны до четверга, до прихода почтового парохода, в надежде получить инструкции от своих правительств. Один из наших бывших работников приходил вчера за деньгами (почти все они оставили свой заработок у Ллойда). Я спросила его, собирается ли он поступать как негодяй и резать головы у раненых. Он ответил, что постарается взять столько голов, сколько сможет, и отнесет их в Мулинуу. Мы с Ллойдом пытались урезонить его, а он вежливо, но упорно стоял на своем. Вы, конечно, правы, сказал он, но у каждого народа свои обычаи. Чернокожие были людоедами и ели своих врагов, а самоанцы отрезают раненым головы, и он должен держаться обычаев своей родины. Интересно, с каким лицом правительство будет принимать корзины с отрезанными головами. Боюсь, что они и не подумали запретить эту гадость, а может быть, не решились.

Ллойд видел вчера вечером миссис Блэклок. По ее словам, все считают, будто Матаафа находится в Ваэа у католических священников. В Алии, по-видимому, панический страх перед зверствами, которые ожидаются, если Матаафа займет город. Город кишит слухами, рассказами о всевозможных ужасах, причем все они, вероятно, вымышлены. Самоанцы пытаются продавать свое имущество. Я купила у одного молодого самоанца большую красивую циновку за шесть долларов по его настоятельной просьбе. В мирное время она стоила бы сорок или пятьдесят. Какой-то человек только что продал Генри пять птиц за три шиллинга, тогда как обычная цена — шиллинг за штуку.

Мы съели свинью, которую откармливали, избавив этим от искушения отряды, занимающиеся фуражировкой; запасли большое количество кавы, и еды у нас тоже достаточно. Конечно, все это могут отобрать, но лучше использовать свой шанс.

Мистер Мурс отсутствует, уехал на Чикагскую ярмарку. По непонятной причине, которую можно приписать только деятельности Джо Стронга, он стал нашим злейшим врагом, в особенности Ллойда и моим, так как именно к нам Джо питает особую неприязнь. Так же настроен и его друг мистер Карразерс. Особенно жаль было терять Карразерса, так как он здесь чуть ли не единственный истинно образованный и воспитанный человек. Правда, у него как будто порядком омраченная репутация, но я об этом ничего определенного не знаю. Мне пытались много всего наговорить о нем на Фиджи, но я не захотела слушать, так как увидела, что меня хотят специально против него настроить. Подобные разговоры всегда меня сердят.

Кажется, я не упоминала, что Остин сейчас в Монтерее у моей сестры Нелли, а миссис Стивенсон дома в Шотландии. Если начнется война, по крайней мере есть хоть это утешение.

Погода у нас какая-то странная, совсем не по сезону: хмурая, грозовая, иногда с ветром и ураганным дождем.

Первое наше хлебное дерево собирается принести плоды.

В такое волнующее время отвратительно оказаться в положении английской женщины. Ллойд и Пелема молоды и, разумеется, нетерпимы, но меня несколько удивляют те же идеи у Льюиса. Он, видимо, считает, что, если на наш дом нападут, мы с Бэллой должны удалиться в одну из задних комнат, заняться каким-нибудь вышиванием и даже совсем не интересоваться происходящим. Довольно странная роль для женщины с моим характером. Никогда я не была трусихой и ни разу не теряла присутствия духа в критические минуты, а такие нередко случались в моей жизни.

Наши мужчины пришли домой примерно в три часа предупредить, чтобы мы (то есть женщины) не ездили на бал, потому что ожидается по меньшей мере оргия. Чего только они не рассказали! Но мы с Бэллой взбунтовались. Тогда было отдано распоряжение насчет лошадей, чтобы мы все же могли добраться до Апии. Мне было велено одеться попроще, что я и сделала, хотя собиралась на этот раз отправиться в полном параде. Надела бледно-желтое самоанское платье. Льюис страшно дулся на нас, Ллойд был преувеличенно любезен, а Пелема старался держаться в стороне. Бал удался на славу. Присутствовало сто пятьдесят человек, никаких оргий не было, и все американки явились в новых изысканных туалетах, за исключением жительниц Ваилимы. Я уехала рано, опасаясь, что Льюис переутомится, а прочие оставались там до трех. Льюис отправился прямо домой, потому что спать на веранде было холодно и к тому же он хотел пораньше приняться за работу.