Леонард Гендлин - Перебирая старые блокноты
— Я читал, что футуризм — формалистическое направление в литературе и искусстве, возникшее в начале двадцатого века. Маяковский был учеником и последователем видного футуриста, поэта и художника Давида Бурлюка. Расскажите нам, пожалуйста, какую роль сыграл в этом движении Владимир Маяковский и что-либо о Бурлюке и других футуристах.
Учительница растерянно захлопала выпуклыми рачьими глазами. На нее жалко было смотреть. Она уверенно схватилась за сердце. (Излюбленный прием советских учителей.) Проглотив спасательную таблетку, она скороговоркой пробормотала:
— Эту тему, дети, мы будем с вами прорабатывать в десятом классе.
3.Подрастая, я прочитал книги К. И. Чуковского «Лица и маски» («Шиповник», СПб, 1914), «Футуристы» («Полярная звезда», Петроград, 1922), а также разыскал «Литературно-художественный альманах», книгу № 22 («Шиповник», СПб, 1914), где была опубликована статья «Эгофутуристы и кубофутуристы. Образцы футуристических произведений». Эти книги я выпросил у Алексея Елисеевича Крученых, который дружил с моим дядей Борисом. Дядя всю жизнь был рабочим. После окончания семилетки его послали на рабфак. Он рано женился. Обзавелся детьми. Ему предлагали возглавить крупный завод, но он отказался и продолжал работать слесарем. У дяди Бориса была одна страсть — поэзия. Чтобы купить книжки, он старался экономить на всем: не пил, не курил, зимой и летом ходил на работу пешком. Пожалуй, только в этом доме вечно голодный Крученых чувствовал себя человеком. Дядя понимал душу опального писателя-футуриста, поэта, романиста, теоретика и знатока литературы. Крученых щедро дарил дяде Борису свои книги, стихи, написанные на клочках бумаги, рисунки. И на каждом листочке теплая дарственная надпись. Редкостный дар Крученых не погиб, все находится в надежных руках, у людей, которые ценят и понимают литературу. До боли обидно, что я не сумел вывезти из России это богатство.
Как рыдал сгорбленный, нищий писатель на могиле умершего друга! После смерти единственного товарища Алексей Елисеевич окончательно потерялся, опустился. Его единственный сын, заместитель начальника союзного главка, более двадцати лет не был у отца.
А. Е. Крученых — один из серьезнейших коллекционеров писательских автографов, писем, фотографий, рукописей. Он безошибочно мог определить почерк того или иного литератора. Через его долгую и кошмарную жизнь с бешеным ревом пронеслись партийно-литературные битвы, которые живьем уничтожали человеческие души. Живя впроголодь, одинокий, нищий, больной, но гордый старик страдальчески переживал расставание с бессмертными сокровищами. Несколько раз я заставал в его клетушке-комнатке, где от спертого иоздуха нечем было дышать, женщин из «маститого» архива ЦГАЛИ. «Литературоведки» торговались с нищим футуристом, имя которого когда-то гремело не только в России. За гроши они скупали ценнейший материал: письма и рукописи, автографы и фотографии некогда великих людей.
Крученых умер в возрасте 82-х лет в 1968 году. Союз писателей и районный отдел социального обеспечения никак не могли решить, за чей счет его хоронить. Дорога Крученых закончилась в крематории. Неизвестно, где могила и есть ли она вообще. В СССР имя писателя Алексея Елисеевича Крученых предано забвению, В СССР, но не в России…
4.В 1965 году мой друг, доктор Эдуард Коган познакомил меня с поэтом и художником Осипом Колычевым. После обеда Колычев, живший по соседству, пригласил нас к себе посмотреть его картины. Оказалось, что он замечательный художник, великолепный пейзажист. Колычев сказал, что живопись для него только хобби, а настоящее по занятие — поэзия. Несмотря на то, что милейший и обаятельный Осип Яковлевич издал полтора десятка стихотворных сборников, искусство живописи многое потеряло от того, что самобытный художник силы свои отдавал вычурной, надуманной поэзии.
На книге «Наша земля» Колычев сделал мне следующую дарственную надпись-экспромт:
Вы просите экспромта?
Вот он:
…Разговорились как-то одесситы,И вот сказал художник знаменитый:Учитесь вы, друзья,не у Монэ, Не у Манэ, а у… мине!
Осип Яковлевич показал нам письма, полученные им от Давида Бурлюка. С его разрешения я переписал адрес поэта и на другой день в Америку полетело мое первое письмо Давиду Давидовичу Бурлюку.
5.Своеобразна жизнь Д. Д. Бурлюка, полная трудового пафоса и неподдельной экзотики. «Отцом Российского футуризма» был в молодости назван Давид Бурлюк и этот «титул» он берег до последнего дня, как подлинный квалифицированный диплом.
Давид Бурлюк начал печатать свои стихи в 1899 году, первое его выступление в херсонской газете «Юг», но основание футуризма, как литературного направления, относится к более позднему времени, к 1909 г., когда появился сборник «Садок Судей», в котором приняли участие братья Давид, Владимир и Николай Бурлюки, Василий Каменский, Велимир Хлебников, Алексей Крученых, Елена Гуро и др. Появление этого сборника можно считать моментом учреждения «будетлянства» — началом русского футуризма.
В 1912 году в Москве был издан сборник «Пощечина общественному вкусу» (издание Г. Л. Кузьмина), который открывался своеобразной декларацией, подписанной Д. Бурлюком, Алексеем Крученых, В. Маяковским и Велимиром Хлебниковым.
«Только мы лицо нашего времени», говорилось в декларации, приглашавшей «сбросить Пушкина, Достоевского, Л. Толстого с парохода современности». Футуристы напоминали: «Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней». Осмеивая «парфюмерный блуд» Бальмонта и «бумажные латы» Брюсова, футуристы предлагали вымыть руки тем, кто прикасался к «грязной слизи книг», написанных «бесчисленными Леонидами Андреевыми». — «Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченкам, Кузминым, Буниным и проч., и проч., — нужна лишь дача на реке. Такую награду судьба дает лишь портным. С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество».
«Возможно, — как замечает в своей книге Эрих Голлербах, — «Поэзия Давида Бурлюка» (издание М. Н. Бурлюк, Нью-Йорк, 1931 г.) — что авторы «Пощечины» были не столь презрительного мнения о поименованных писателях, как это выражено в их манифесте…»
Одни были возмущены развязностью футуристов, другие считали преждевременной их попытку влезть на несуществующие в России «небоскребы».
Восемнадцать лет спустя после того, как прозвучала звонкая «Пощечина», Д. Бурлюк в своей книге «Энтелехизм» сделал весьма существенную поправку к тому нигилистическому выпаду против классиков, который имелся в манифесте 1912 года: «Русские футуристы, — пишет Бурлюк, — отрицают не самое искусство прежних эпох, не Пушкина или Л. Толстого, (не) их произведения, великие, как документ, магические зеркала их дней, а понимание этих творчеств современниками, сделавшими из них глыбу авторитета, чтобы задушить ею каждый молодой, самеровольный сад исканий новизны…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
