Раиса Аронова - Ночные ведьмы

— А вот один житель вашего села был страшно огорчен, когда увидел нас, — говорю.

И рассказала такой случай. Заместитель командира полка Амосова, приняв все наши самолеты на площадку в Карловке, зашла в одну хату напиться воды. В этот момент во двор вбежал мальчуган лет пяти, сынишка хозяйки. Он уже успел побывать около самолетов. «Ну, как, видел летчиков?» — спрашивает мать. «Яки там летчики! — разочарованно махнув рукой, проговорил сын. — Там сами бабы!..»

— Глупенький, — улыбаются женщины, — ему, конечно, хотелось увидеть орлов, богатырей, советских асов, а тут… «сами бабы»!

— А начальники у вас тоже женщины были? — интересуется Екатерина Ивановна,

— У нас в полку не было ни одного мужчины. Странно, почему-то бытует такое мнение, что сколько бы ни работало женщин, а начальником над ними обязательно должен быть мужчина.

Женщины с какой-то особой теплотой говорили о летчицах, которые все ночи кружились над ними шумной каруселью. II они, пережившие мрачные дни оккупации, с откровенным удивлением задавали вопрос: «Как же вам не страшно было летать по ночам?» Между прочим, нас об этом почти везде спрашивают. Я уже начинаю задумываться — может, и в самом деле страшно?

— Где же вы потом-то, после Крыма, воевали?

Руфа рассказала о дальнейшем пути полка, о некоторых наших девушках.

— Вот тебе и девчонки! Ну и молодцы! — восклицали женщины.

Они и сейчас молодцы, мои однополчанки. Какими вышли из огня военных лет, такими и продолжают идти по жизни — сильными духом, выносливыми, настойчивыми в достижении цели.

Ведь известно, что именно в детстве и юности формируются и определяются основные черты характера человека, его убеждения, идеалы, взгляды. Человек не рождается ни героем, ни трусом, ни добрым, ни злым. Маленький ребенок это лишь бесформенный материал, из которого можно слепить что угодно. Много рук трудится потом над ним. Среди них — заботливые, любящие руки матери, сильные руки отца, неустанные руки учительницы. И вот годам к восемнадцати основная форма слеплена. Теперь человек должен пройти через горнило жизни. Если форму лепили чуткие, добрые руки, то закалка жизнью пойдет человеку только на пользу, из него получится хорошая скульптура. Если же материал попал в неряшливые, злые руки, то он потом пли рассыплется или из него выйдет уродец.

Мое поколение прошло через высокий накал войны. Не все выдержали это испытание. Кое-кого война изуродовала морально. Я смотрю иной раз на наш полк как бы со стороны, глазами постороннего, и задаю себе вопрос: почему так получилось, что собрался целый полк таких замечательных, хороших девчат? (За исключением, может быть, нескольких человек, но при общем количестве двести с лишним — это не в счет.) Наверно, в основном потому, что все они были добровольцы. Когда у человека возникает порыв добровольно идти во имя любви к Родине туда, где можно умереть — на фронт, — это, по-моему, говорит о многом. И еще, наверное, потому, что многие из них стремились жить по принципу, по которому жил великий летчик Чкалов: «Если быть, так быть лучшим». Эту фразу он написал однажды на своем портрете, который протянул ему какой-то мальчишка для автографа. И еще, наверное, потому, что над их характерами трудились в свое время добрые руки.

Мы в свою очередь поинтересовались жизнью села, делами в колхозе.

— Колхоз наш, правда, не самый лучший в районе, но дела идут неплохо. Основной доход дают виноград, розы, табак, лаванда.

— Село здорово разрослось, — отмечаем, — едва узнали его.

— Да, новых построек много: большая ферма, магазин, целая улица для переселенцев…

Беседуем больше часа. Пора трогаться дальше. А расставаться не хочется — ни нам, ни нашим знакомым. Наконец, теплое (и неоднократное!) пожатие рук. И настойчивая просьба:

— Передавайте привет вашим девушкам от жителей Карловки! Скажите, что мы очень хорошо помним о вашем полку!

Уезжали с таким чувством, словно побывали в гостях у давних, хороших друзей.

— Уж здесь-то вы всласть наговорились, — подшучивает Леша.

— Ты не представляешь, что значит для нас побывать в Карловке.

— Нет, девочки, теперь представляю. И вообще я рад, что еду с вами. Будто читаю живую книгу о вашем полку.

Задержались не надолго в Симферополе. Сделали кое-какие необходимые закупки для себя и для машины. И вот опять мчимся по шоссе. Едем в Чеботарку, к последнему пункту пребывания полка в Крыму.

О том, где находится Чеботарка, у меня, да и у Руфы, сохранились довольно общие представления — где-то недалеко от города Саки. Знаем только, что поле, с которого работали, было очень большое, так как именно оттуда полк впервые стал летать с повышенной нагрузкой. Разбег самолета, следовательно, увеличивался, площадка, значит, должна быть длинной. Вот и все ориентиры.

— Ну, девочки, сделайте еще одно, последнее усилие, и с Крымом будет покончено, — просит Лета.

Делаем немалые усилия, «выбрасываем глаза» в обе стороны, ищем.

— Попробуем остановиться у этого поселка, — просим водителя.

В разговоре с жительницей выясняем, что это Верхняя Чеботарка. Опять, как в Эльдигене, нас сбивает с толку раздвоенность.

— Поезжайте еще немного вперед, там есть Нижняя Чеботарка. Раньше-то, до революции, здесь жил сам помещик, а в Нижней — вся прислуга.

Вон оно что! А мы тогда и не знали таких любопытных деталей.

Едем дальше. Не без труда находим наконец то, что нужно. Жарким днем в маленьком тихом поселке нелегко встретить человека.

Нам посчастливилось познакомиться со старожилом — Раисой Ильиничной Морозовой. Приветливая пожилая женщина помогла вспомнить, где размещался наш полк, в какой стороне был аэродром.

Немного на отлете от поселка стоит длинное одноэтажное белое здание. До войны там находился сельскохозяйственный техникум. Вот в этом доме мы и жили полмесяца. Сейчас в Чеботарке лет шесть существует школа-интернат, для нее выстроено новое здание, а в поселке живет обслуживающий персонал. Значит, раньше, при царе (Горохе — так и хочется сказать), здесь жили слуги помещика, а теперь — люди, обслуживающие детей советских граждан. Невольно возникает вопрос: а кто бы сейчас здесь жил и кому бы служил, если бы тогда, в сорок четвертом, наша армия не вышвырнула оккупантов из Крыма?

Раиса Ильинична ведет с нами неторопливую беседу.

— Помню, у какой-то вашей летчицы был день рождения. Она пришла ко мне и спрашивает: «Ильинична, не сможете ли вы сделать для меня вареники? Я сегодня именинница, хочу угостить своих подруг украинским кушаньем». Что ж, говорю, могу. Большое блюдо ей наготовила. Хвалили, вкусные получились.