Александр Бенуа - Дневник. 1918-1924

Составленное мной это мотивированное постановление Советом Эрмитажа обсуждено на заседании, одобрено и вручено делегируемым в Москву. По моему предложению послано письмо М.Горькому с просьбой поддержать протест Эрмитажа против перемещения эрмитажных сокровищ в Большом Кремлевском дворце и предполагавшейся выставки в Москве. Горький отнесся сочувственно и присоединил свою подпись к протесту. На заседании был оглашен акт об осмотре членами Московской музейной коллегии ящиков с имуществом Эрмитажа.

Совет Эрмитажа заслушал вопрос о выборе кандидата на должность директора Эрмитажа. Семью голосами выбрали кандидатом в директоры С.Н.Тройницкого.

С.Н.Тройницкий огласил отношение комиссара Киммеля о том, что приобретения Эрмитажа подлежат предварительному рассмотрению и разрешению в Коллегии отдела имуществ Республики. Со своей стороны С.Н.Тройницкий считает, что это распоряжение исходит не от правомочного органа, так как комиссар Киммель, ведающий хозяйственно-административной частью, в данном случае вторгается в научно-художественную часть, состоящую в ведении комиссара Ятманова. Распоряжение незаконно еще и потому, что Эрмитаж — учреждение автономное и самостоятельно распоряжается средствами, отпущенными на приобретение экспонатов.

Было заслушано мое сообщение о посещении зданий бывшей Академии художеств, где было найдено много ценных в художественном отношении произведений искусства и весьма нужных документов для Эрмитажа. Я же предложил огласить список картин, находящихся во дворцах Гатчины, Царского Села, Петергофа, подлежащих возвращению в Эрмитаж.

Оглашается баллотировка кандидата на должность директора Эрмитажа. За его кандидатуру было подано семь голосов. Тройницкий считается избранным директором Эрмитажа. Благодаря Совет за избрание, Тройницкий просил оставить за ним заведование историко-художественным отделом. Ввиду больших заслуг бывшего директора Эрмитажа Д.И.Толстого его решено избрать почетным членом Совета Эрмитажа.

Совет Эрмитажа намерен организовать временные выставки, используя те экспонаты, что до сих пор находятся в ящиках. У Тройницкого возникла мысль об организации временной выставки фарфора, используя по возможности и те экспонаты, которые были сданы на временное хранение, и устроить ее в комнатах 7-й запасной половины, где благоприятные условия освещения и есть отдельный ход. Публика сможет проходить прямо на выставку, минуя пустые музейные залы.

Я предложил показать на выставке и некоторые картины, обставить их и другими предметами, относящимися к фарфору и его сюжетам. Предложил ряд экспонатов из музея Общества поощрения художеств С.П.Яремич.

Вторник, 31 декабря Создана оценочно-антикварная комиссия Народного комиссариата торговли и промышленности, возглавляемая Л.Б.Красиным, которая затем перешла к М.Горькому, переименована в Экспертную комиссию Наркомата внешней торговли, открывшая шлагбаум для распродажи Эрмитажа и всего того, что можно было сбыть за рубежом.

1919 год

Пишу проект письма Горькому, который он просил меня составить, дабы ему выступить в защиту русских художественных дел перед советскими властями во время своей поездки в Москву. В конце концов я составил эту записку, которой он едва ли воспользуется, поэтому снабдил его еще коротким меморандумом в защиту экспонатов Эрмитажа, застрявших в Москве.

«Многоуважаемый и дорогой Алексей Максимович!

Мне уже давно хотелось прибегнуть к Вашей помощи и подвигнуть Вас на выступление в защиту все более разрушающихся наших художественных дел, но всевозможные недоразумения заставляли меня откладывать это намерение, причем я рассчитывал малодушно на тот авось, что все образуется и пойдет более жизненная деятельность.

Увы, до сих пор эта надежда, да и обстоятельства, приносят грубый, более безотрадный оборот дела. Эта надежда не оставляет меня в покое, и я решаюсь, наконец, утруждать Вас «упомянутым решением» на то, что Вы пожелаете активно выступить в защиту культуры, за что именно такие люди, как Вы, будете отвечать перед последующими поколениями.

Впрочем, обо всех художественных делах в целом я сейчас не стану говорить. Я лично очень приветствовал бы полное отделение искусства от государства и лишь могу сожалеть о том плане художественного устройства, которое сейчас на личной почве невозможно, и, наоборот, по всему видно, что в советском социализме государство совершенно заполонило художественную жизнь. Если это так, то всякому живому творчеству конец. Все, что есть творчество, должно преследоваться как нечто бунтарское и нежелание подчиняться тем представлениям, которые будут выдаваться за «волю народную». Тут, несомненно, Брики и Пунины постараются наплодить образцов нового искусства.

Ну, словом, положение здесь, с моей точки зрения, обстоит так безнадежно по самому существу, что и говорить об этом не стоит, и опять же хочется думать — авось жизнь подскажет более мудрые решения, авось она спасет от порабощения строительством, благо мы имели дело все же не столько с готовым и существующим, сколько с созидающим фактором. Ведь нельзя же возлагать на одну группировку главную надежду на будущее, но и Вам известно, кто рассчитывает на какое-то оздоровление, кто непременно имеет благие намерения, имея в виду то, что называется «просвещением».

Не так обстоит дело с искусством, уже созданным и существующим, с тем, что называется «искусством прошлого». Как будто вообще для подлинного искусства может подходить термин, означающий его принадлежность к какому-то отрезку протекающего времени. Дело здесь обстоит иначе уже потому, что искусство прошлого не есть нечто гадательное, а вполне реальный факт, вполне реальная ценность, и вот за сохранность этой ценности отвечаем все мы, и как раз наиболее сознательные среди нас. Меня, впрочем, смущает, к чему я Вам это говорю, когда Вы лучше меня все это знаете. Так вот дело охраны и сбережения искусства прошлого обстоит совсем не так благополучно; причем, разумеется, надо спасать не какое-либо искусство — буржуазное или не буржуазное, а просто-напросто искусство без всяких ограничений и нелепых ярлыков. А это требование приводит в первую голову к необходимости совершенно отказаться в данной сфере от условного политического требования, отмежеваться от всякой прочей партийной и деятельно красивой суеты… Только тогда искусство и служит своей миссии, когда оно является примиряющим по существу, когда оно пребывает в состоянии известного «парения над торжеством». Особенно это касается искусства созидательного, которое тем ярче преображает, чем ближе оно к торжеству «искусства прошлого»…