Борис Викторов - Без грифа «Секретно». Записки военного прокурора

Органы НКВД перестали считаться с партийными органами и с прокуратурой.

Помнить об указании вождя… выступая на собрании партийного актива Прокуратуры СССР в 1936 году, Вышинский заявил: «Надо помнить указание товарища Сталина, что бывают такие периоды, такие моменты в жизни нашей, в частности, когда законы оказываются устаревшими и их надо отложить в сторону».

К чему это привело, объясняет сложившаяся в 1935–1938 годы обстановка в Ленинграде.

Вскоре после убийства С. М. Кирова начальником Управления НКВД г. Ленинграда был назначен комиссар государственной безопасности Заковский, сменивший Медвидя, не обеспечившего предупреждение террористического акта над Кировым, за что и был арестован.

Новому начальнику были даны указания «очистить Ленинград от зиновьевского отребья».

Как это сделать, Заковский хорошо знал. Он уже имел опыт, работая под непосредственным руководством Ягоды, предавшего забвению чекистские традиции, заложенные Феликсом Эдмундовичем Дзержинским. Ягода вскоре был арестован. Заковского не тронули. Он был нужен…

Началась «кампания» массовых арестов, осуждения, выдворения из Ленинграда. Прежде всего она коснулась приверженцев Зиновьева, а затем в число контрреволюционеров попали многие жители Ленинграда. Расскажем об одном из них. Вся вина Бориса Степановича Жженова — талантливого студента Ленинградского университета, арестованного Заковским, состояла в том, что он не принял участия в прощальной процессии при похоронах С. М. Кирова, сославшись на отсутствие у него теплой обуви. Это был суровый декабрь 1934 года…

При отсутствии какого-либо состава контрреволюционного преступления в поступке Бориса Жженова, объясняемого к тому же уважительными мотивами, ему было предъявлено обвинение по ст. 5810 УК «за проведение контрреволюционной агитации и пропаганды». И он был осужден на несколько лет лишения свободы и отправлен в один из лагерей Гулага, откуда и не вернулся.

Следом за Борисом была репрессирована почти вся семья Жженовых. Членов этой трудовой семьи, коренных ленинградских жителей, совершенно незаконно лишили прописки и выдворили в ссылку. В такую же ссылку было предписано отправить и молодого киноактера Георгия Жженова. Участвуя в съемках, он избежал этой ссылки. Но избавиться от «всевидящего и пристрастного ока» Георгию Степановичу не удалось.

Не помогли ему и «восставшие» военные прокуроры Ленинградского военного округа, которым стало известно о незаконных методах следствия, применяемых подчиненными Заковскому сотрудниками.

Военные прокуроры получили жалобу от одного арестованного по подозрению в шпионаже о том, что сотрудники НКВД осуществили в отношении него провокацию. Будучи верующим человеком, он попросил свидания со священником. К нему подослали переодетого в священника сотрудника, который и оформил исповедь как признание арестованного в шпионаже в пользу Польши. При проверке были выявлены и другие факты применения незаконных методов следствия. Военный прокурор Ленинградского военного округа диввоенюрист Кузнецов Н. М. сделал представление Заковскому о прекращении незаконной практики фальсификации следственных материалов и о наказании виновных. Заковский наложил резолюцию «так было, так и будет». Он не только отмел законные требования надзирающего военного прокурора, но и обвинил его во вредительстве, выразившемся в противодействии борьбе с врагами народа. При попустительстве тогдашнего Главного военного прокурора Розовского диввоенюрист Кузнецов Н. М. был арестован, ряд военных прокуроров округа наказаны за ослабление борьбы с контрреволюцией и притупление бдительности: Кузнецов был приговорен к 15 годам лишения свободы.

Это развязало руки авантюрным типам, в изобилии оказавшимся на следственной работе в аппарате Управления НКВД Ленинграда. Их начальник Заковский, сломивший сопротивление прокуроров, торжествовал победу.

В это время он и подписал лично очередной ордер на арест Жженова Георгия Степановича, на еще одного шпиона. Повод для ареста нашелся. В Управление НКВД Ленинграда поступили сведения, как это отражено в справке на арест, о состоявшемся знакомстве их поднадзорного Жженова Г. С. с американским подданным Файвонмилем, одним из служащих посольства США в Москве.

Арестованный Жженов Георгий Степанович надеялся, что его внимательно выслушают следователи. Он расскажет, как случайно в поезде состоялось знакомство с Файвонмилем, не только лично его, но и всей актерской группы, следовавшей в Комсомольск-на-Амуре сниматься в картине «Комсомольцы». В беседах с Файвонмилем не было ничего преступного. Тем более что они происходили в присутствии других лиц. Их можно спросить, они подтвердят все это. Но надежды Георгия Степановича не оправдались. В ответ он услышал от следователей Кириленко и Моргуля грубую брань, оскорбления, угрозы. Им нужны были признательные показания, а не те, которые давал Жженов.

Тогда эти следователи предприняли «конвейерный способ допросов»…

Так вынужденно и были подписаны Жженовым сочиненные следователями показания. Для большей убедительности предусмотрительные следователи перед подписью арестованного подписали: «Протокол составлен с моих слов. Мною прочитан, показания записаны правильно. Жженов».

Из учиненных в протоколе допроса записей следует, что Жженов дал согласие Файвонмилу стать агентом американской разведки и получил задание.

Первое — собирать сведения о воинских частях Красной Армии, об их расположении в Ленинградском военном округе и вооружении; второе — установить место нахождения в Ленинграде военных заводов и количество вырабатываемой продукции.

«Сочинителей» этих показаний нисколько не смущало, насколько реальными были такие задания для киноактера.

То, что сумел передать Жженов американской разведке, по мнению следователей, звучало убедительно.

Он сообщил о перспективах города Комсомольска-на-Амуре и его промышленном и военном значении, а также о политических настроениях киноработников «Ленфильма» (оказывается, в этом американская разведка остро нуждалась…).

Георгий Степанович пишет одну за другой жалобы, пишет всем, от кого может зависеть вмешательство в объективное решение его судьбы. Но все его жалобы «канули в Лету».

Такова была судьба жалоб не только Жженова, но и почти всех заключенных. Многие из этих жалоб не выходили из тюремных стен или лагерей. Действовала жесткая цензура, тем более в отношении таких жалоб, где сообщалось о пытках и избиениях.

А те жалобы, которые все же прорывались через запретные ограничения и кордоны и поступали адресатам, как правило, надлежащим образом не рассматривались.