Довлатов — добрый мой приятель - Людмила Яковлевна Штерн
Как прекрасно все складывалось! Классный режиссер, парад суперзвезд и два очень талантливых, но пока (временно) неизвестных эмигрантских сценариста.
Наш фильм забрал бы всех «Оскаров». И за оригинальный сценарий, и за режиссуру, и за исполнение главных и второстепенных ролей.
Мы отправили заявку заказным письмом и стали ждать. И дождались. Вице-президент Эстер Шапиро позвонила Сергею и сказала в чисто американской манере, что хотя ничего более увлекательного она не читала, но, с другой стороны, заявка как-то не совсем вписывается в их планы.
Она будет в восторге, если мы будем продолжать работу над сценарием, но без определенного заказчика и обязательств с их стороны. Более того, нам предоставлена свобода предлагать наш сценарий любому покупателю по нашему выбору.
К тому времени мы уже знали, что шансы пробиться в Голливуд «без приглашения» практически ничтожны. Мы решили не тратить силы и не подвергать себя унижениям. Каждый из нас был закручен в водовороте повседневной жизни, и дорога в Голливуд показалась нам слишком крутой и тернистой. Мы забросили эту идею, да так, что у Сергея не осталось никаких материалов о сценарии, кроме моих и его писем.
Напомню, что я не оставляла себе копий моих писем, и их прислала мне Лена Довлатова, когда она помогала мне писать эту книгу. За что я ей, конечно, благодарна. Но когда вышло первое издание этой книги, Лена сказала, что историю со сценарием я выдумала. Мне это обидно как свидетельство ее низкой оценки моего писательского мастерства — неужели она думает, что я не могла придумать что-нибудь поинтереснее, чем история о неудавшемся сценарии?
Глава двадцатая
MасDowell Colony
В 1984 году в издательстве Sellerio Editore на Сицилии была опубликована на итальянском языке моя повесть «Двенадцать коллегий», а в русско-американском издательстве «Эрмитаж» вышла на русском моя вторая книга «Под знаком четырех».
Вооружившись ими, в феврале 1985 года я подала документы в артистическую «колонию», называемую МаcDowell Colony. Это своего рода дом творчества писателей, художников и композиторов. Находится колония в городе Питерборо в штате Нью-Гэмпшир, в полутора часах езды от Бостона на машине. Это совершенно волшебное место. В сосновом лесу стоит викторианский деревянный дом с колоннами и башенками, а вокруг него на довольно большом расстоянии друг от друга разбросаны домики — индивидуальные студии, где живут и работают «колонисты». У композиторов — студии с роялем. У художников — skylight (то есть окна в крыше). У писателей — только письменный стол, камин и кресло. В этих студиях есть и спальня, и крошечная кухня, хотя никто никогда ничего не готовит. В студиях нет ни телевизоров, ни телефонов, и на дверях висит просьба не стучать в дверь до половины седьмого вечера. Утром колонисты собираются в центральном доме на завтрак и выбирают из обширного меню ланч (любое разумное желание удовлетворяется). В час дня подъезжает к студии машина, и на крыльцо ставят корзинку с заказанным ланчем. А в половине седьмого вечера обед при свечах — снова в большом доме. Тут уж колонисты всласть общаются.
После обеда можно пойти в город в кино, можно навестить друг друга, иногда кто-то объявляет, что закончил картину, скульптуру, рассказ, поэму или сонату — все приглашаются в его (ее) студию посмотреть или послушать. Самое главное, что проживание в этих райских условиях — бесплатное для тех, кто находится в стесненных материальных обстоятельствах. Основал эту колонию в 1896 году Эдвард МакДоуэлл и его жена Мариан. Эдвард МакДоуэлл был композитором. Исполняли его произведения редко, он всю жизнь преподавал и жил на мизерную зарплату. Мариан была из очень богатой семьи, но гордый МакДоуэлл не хотел пользоваться ее деньгами. Когда он заболел и оставил преподавание, они купили в Нью-Гэмпшире землю с лесными угодьями, и Мариан построила ему студию, чтобы он мог там сочинять музыку. Но он уже был так болен, что работать не мог. И тогда им пришла в голову мысль пригласить в эту студию молодого начинающего композитора, чтобы он сочинял, не зная материальных и бытовых забот.
Теперь в колонии больше двадцати студий, в которых живут и работают композиторы, писатели и художники от двух недель до двух месяцев, в зависимости от того, сколько хочет и может прожить там колонист.
Колонию поддерживали богатые меценаты, многие из которых в прошлом были сами нуждающимися колонистами: Джон Апдайк, Леонард Бернстайн, Аарон Копленд, Торнтон Уайлдер и многие другие. Для того, чтобы попасть туда, надо послать несколько произведений (писателю — рассказы, главы из романа или мемуаров, поэту — стихи, художнику — слайды, композитору — пленки или диски). И еще нужно три рекомендации от известных в твоей профессии людей. Мне дали рекомендации поэтесса Маргарет Бувард, журналистка Патриция Блэйк и Бродский. Меня приняли.
Я прожила в колонии пять недель, начала писать роман, но он не клеился. Наутро я перечитывала свои листочки, и меня охватывал такой ужас, что я, изображая из себя Николая Васильевича, бросала вчерашнюю продукцию в камин на растопку (компьютеры еще не вошли в нашу жизнь). Вероятно, я была так ошеломлена комфортом и беззаботностью своей жизни, что считала обязанной сочинить что-нибудь вроде «Капитанской дочки» или «Анны Карениной». Но шедевра не получалось. Подружившись с колонистами, я узнала, что мои комплексы — обычный синдром новичка. Единственное, что я писала охотно, так это письма родным и друзьям.
14 марта
Здравствуй, милый Сережа!
Вот уже три недели я живу в МакДоуэлл-колонии. Игорь [Ефимов — Л. Ш.], который был здесь несколько лет тому назад, пугал меня скукой и одиночеством. Ничего подобного я не ощущаю. Я попала чуть ли не в самую отдаленную студию в глубоком лесу. Вокруг только птицы и белки, сосны и снег (прости, ты же ненавидишь природу). Моя студия — двухэтажная. Внизу кабинет и кухня, наверху — спальня и ванная. Кухня не нужна, потому что завтракаем и обедаем в нашей викторианской столовой, с чудесной антикварной мебелью, портретами в рамах и свечами. Каждому гарантируется полное одиночество с 8.30 утра до 6.30 вечера. Сейчас в колонии живут восемнадцать человек. Из них пять композиторов, семь художников, шестеро — поэты
