М. Томас - Исповедь социопата. Жить, не глядя в глаза

Что касается меня, то я не испытываю навязчивых желаний нарушать личный моральный кодекс: я не патологический игрок, не алкоголичка, не нимфоманка и не наркоманка. По большей части мои устремления безвредны. Более или менее постоянно я жажду покончить с неустанными попытками контролировать свои импульсивные побуждения. Иными словами, мое единственное искреннее и страстное желание – действовать так, как хочется, не думая о последствиях. Обычно я борюсь с этой тягой. Беда в том, что если я дам себе хотя бы небольшую поблажку, то немедленно скачусь на старые рельсы, по которым катилась в юности, а я понимаю, что жить так очень трудно. Но все же мне нужен вентиль, чтобы периодически спускать накопившийся пар. Для этого я порчу людям жизнь. Это занятие не противоречит действующему законодательству, его трудно доказать, и я невозбранно пользуюсь властью. Приятно сознавать, что я могу это делать, причем хорошо и добросовестно. Меня при этом совершенно не тревожит, что это нехорошо или может причинить боль. Никто еще не умер. Думаю, некоторые даже не замечают моей роли, за исключением случаев, когда я, как муха, постоянно что-то жужжу им в ухо. Лучше всего проиллюстрировать это любовным треугольником, который я сама создала между мной, Кассом и Люси.

Некоторое время я встречалась с Кассом и сначала рассчитывала на длительные отношения, но в конце концов потеряла к нему интерес. Касс же продолжал меня любить. Он не собирался порывать со мной и то пассивно, то агрессивно старался укрепиться в моей жизни. Я попыталась найти ему иное применение. Случай представился, когда мы оказались вместе на одной вечеринке, где играли в Kissing Games. Придя на вечеринку, мы потеряли друг друга в толпе гостей, и к Кассу пристала девушка, захотевшая с ним поиграть. Позже мы познакомились, ее звали Люси.

Она была похожа на меня настолько, что мне тоже захотелось поиграть и испортить ей жизнь. Я быстро сообразила: Люси втюрилась в Касса, Касс влюблен в меня, а значит, я имею неограниченную власть над Люси. Я подначила Касса, посоветовав приударить за Люси. Меж тем я узнала о Люси все, что нужно, от ее доброжелательных подруг. Вылазки к подругам не только имели конечную цель, но и сами по себе доставляли мне немалое удовольствие. Оказалось, что мы с Люси родились в один день с разницей в несколько часов. Этот факт стал для меня восхитительной навязчивой идеей. Я начала думать о Люси не просто как о двойнике, но и как о вечно присутствовавшем зеркальном отражении. У нас были одинаковые наклонности, одни и те же больные места; обе мы отличались одинаковым стилем общения – несколько рассеянным, по видимости, формальным и неуклюжим. Я вообразила Люси моим вторым «я» и, естественно, прониклась к ней большим интересом.

Все время, пока Касс встречался с Люси, я держала его на коротком поводке. Я заставляла его то назначать, то отменять свидания, чтобы побыть не с ней, а со мной. Он стал моим сознательным соучастником, так как понимал, что я использую его, чтобы досадить Люси. Когда его начали мучить угрызения совести, я порвала с ним. Дождавшись, пока он снова сосредоточится на Люси, а она воспылает надеждой, что Касс покончил со старым и начал новые отношения, я снова позвонила ему, наговорив массу глупостей: что мы созданы друг для друга, что я порвала с ним только для виду, чтобы испытать его чувства. Я не испытывала к Кассу ни малейшего уважения.

Люси была не лучше. Она не умела держать при себе сокровенные чувства, особенно в общении с такими людьми, как я, которые в любой момент могли использовать эти сведения против нее. Мне казалось, что она очень сильно страдала. Происходившее отдавало дешевым фарсом, как старые мелодраматические фильмы о вампирах, где объект (или жертва) любви все время неведомо куда идет и постоянно режется – то твердой бумагой, то ножом, кроша лук, то разбивает себе коленку, упав на камень. Если не сама Люси, то ее добрые подруги выбалтывали все, что я хотела знать. Головокружительное приключение! Иногда мне казалось, что меня просто надувают, потому что такие дела не могут идти гладко.

Самое интересное, однако, что я искренне люблю Люси, даже поверженную. Меня чаровало это поведение Поллианны. Я с трудом удерживалась от искреннего отношения к ней, мне почти хотелось стать ее истинным другом. В интриге было столько психологически интересных поворотов, по крайней мере для меня, что самый пустяковый разговор с Люси становился настоящим пиршеством духа. У меня просто слюнки текли от предвкушения следующих встреч. Но все же десерт оказался слишком обильным, и через некоторое время я стала избегать Люси, чтобы не допустить несварения. Я велела Кассу навсегда порвать с ней.

Это я называю портить людям жизнь. Как видите, я практически не приношу вреда. Что, собственно говоря, я сделала плохого Люси? Ничего. Вот что случилось с ее точки зрения: она запала на парня и целовалась с ним на вечеринке. Они стали встречаться пару раз в неделю, иногда вдвоем, а иногда втроем, вместе с раболепной подружкой (со мной). Через некоторое время все кончилось ничем. Занавес. На самом деле в ее жизни я не разрушила и не сломала ровным счетом ничего. Сейчас Люси замужем, у нее хорошая работа. Самое худшее, в чем меня можно обвинить, – это в том, что я спровоцировала роман, который она считала настоящим, но который был инсценировкой (я поставила этот спектакль, как могла). Вот, собственно, и все. Я даже не манипулировала другими; я манипулировала собой. Я сама расстраиваю свои эмоции в попытке расстроить эмоции чужие. Пытаясь испортить жизнь другим, я питаюсь изощренными психологическими фантазиями, которые либо воплощаются в жизнь, либо нет. Меня, правда, устраивает даже сама возможность воплощения.

Кто-то однажды предложил мне для обострения эмоционального восприятия принимать метилендиоксиметамфетамин – действующее вещество экстази. Я ответила, что идея кажется мне интересной, но я заставляю себя воспринимать чужие эмоции через фильмы, музыку и живопись и не уверена, что МДМА что-то добавит.

Я люблю музыку. Нет никакого сомнения, что музыка обладает властью над людьми, так же как фильмы (возможно, тоже благодаря музыке). Мне представляется, что цель музыки – пробуждать чувства или ощущения, особенно если публика готова отдаться этим чувствам. Я обнаружила, что музыка – отличное средство изучить других, позволяющее мне испытывать эмоции так же, как их испытывают другие или как их испытывает композитор или автор текста песен. Музыка в какой-то мере похожа на наркотик, так как заставляет меня чувствовать то, что я обычно не ощущаю; музыка – это искусственный вход в альтернативную чувственность.