Лев Гумилевский - Зинин

Комиссия была создана и работала почти целый год, с мая 1875 по март 1876 года.

Дмитрий Иванович в заметках к «Списку своих сочинений» отмечает по поводу статьи «Материалы для суждения о спиритизме»:

«Когда А. М. Бутлеров и Н. П. Вагнер стали очень проповедовать спиритизм, я решился бороться против суеверия, для чего и образовалась комиссия при физическом обществе. Тут я много действовал, у меня и собирались. Мое мнение хорошо высказано в публичных лекциях 15 декабря 1875 и 24 и 25 апреля 1876 года, особенно в последней. Против профессорского авторитета следовало действовать профессорам же. Результат — бросили спор. Не каюсь, что хлопотал много».

Безрезультатность работы комиссии понятна: великие русские химики неодинаково смотрели на задачи комиссии и на самый предмет исследования. Бутлеров везде говорит о медиумических явлениях; Менделеев называет их спиритическими, тем самым предопределяя свое отношение к ним.

Бутлеров ожидал от исследования медиумических явлений изменения общепринятых взглядов на материю и энергию.

Менделеев задачу комиссии видел лишь в борьбе с суеверием.

Рассказывая об окончании работы комиссии, Менделеев, как видно из отчета в газете «Новое время», заявил:

«На спиритических сеансах столы двигаются и издают стуки как при наложении на них рук, так и без него. Из этих стуков при условной азбуке образуются целые слова, фразы, изречения, носящие на себе всегда оттенок умственного развития того медиума, при помощи которого производится сеанс. Это факт. Теперь надо разъяснить, кто стучит и обо что? Для разъяснения существуют следующие шесть гипотез…»

Как видно из этих заявлений, Менделееву понадобилось даже гораздо менее времени, чтобы «сдаться свидетельству собственных чувств», чем Бутлерову, которому для этого понадобились годы.

Для объяснения явлений, признаваемых за факт, Менделеев предложил шесть гипотез, многократно предлагавшихся и раньше: бессознательные движения, самовнушение, самообман, нервное расстройство и более всего, чаще всего неразоблаченное фокусничество.

Окончательный вывод комиссии сводился к тому, что «спиритические явления происходят от бессознательных движений или сознательного обмана, а спиритическое учение есть суеверие».

Бутлеров не возражал против заключения комиссии, но считал необходимым продолжать терпеливо собирать материал, прежде чем остановиться на той или иной гипотезе для объяснения установленных фактов. В явлениях медиумизма, или парапсихологий по современной терминологии, он видел проявление неизвестного вида энергии, которая не представлялась ему сверхъестественной и подлежала изучению в обычном порядке.

Касаясь вопроса о спиритизме в России, Ф. Энгельс в известной статье «Естествознание в мире духов» писал:

«Одна петербургская научная корпорация — не знаю точно, университет ли или даже академия — делегировала господ статского советника Аксакова и химика Бутлерова для изучения спиритических явлений, из чего, впрочем, не получилось, кажется, больших результатов».

Больших результатов действительно не получилось. «Бросили спор», — записал Менделеев, в то время как публика ждала исчерпывающих разъяснений хотя бы по поводу установленных фактов.

Опубликованный в газетах отчет комиссии разочаровал публику.

«Одним словом, — писал Ф. М. Достоевский в «Дневнике писателя», подводя итоги работе комиссии и лекциям Менделеева, — спиритизм, без сомнения, великое, чрезвычайное и глупейшее заблуждение, блудное учение и тьма, но беда в том, что не так просто все это, может быть, происходит за столом, как предписывает верить комиссия, и нельзя же всех спиритов сплошь обозвать рохлями и глупцами. Этим только переоскорбишь всех лично и тем скорее ничего не достигнешь… Особенно надо было бы принять во внимание мистическое значение спиритизма, эту вреднейшую вещь, какая только может быть, но комиссия именно над этим-то значением и не задумывалась. Конечно, она не в силах бы была раздавить это зло, ни в каком случае, но по крайней мере другими, не столь наивными и гордыми приемами могла бы вселить и в спиритах даже уважение к своим выводам. Но комиссия, очевидно, считала всякий другой подход к делу, кроме как к фокусничеству, и не простому, а с плутнями, унизительным для своего ученого достоинства. Всякое предположение, что спиритизм есть нечто, а не просто грубый обман и фокусничество, для комиссии было немыслимо».

На последней лекции Д. И. Менделеева присутствовал Сеченов, только что переведенный в Петербургский университет после пятилетнего пребывания в Одессе.

Носитель «истинно свободного духа», он сказал Дмитрию Ивановичу:

— В науке, как в жизни, всякая почти цель достигается окольными путями, и прямая дорога к ней делается ясною для ума лишь тогда, когда цель уже достигнута…

— Цель-то тут очень уж безобразная! — сурово отрезал Менделеев.

— Страшно подумать, — не повышая голоса, продолжал Иван Михайлович, — что сталось бы с человечеством, если бы строгим средневековым опекунам общественной мысли, удалось пережечь и перетопить, как колдунов, как вредных членов общества, всех этих страстных тружеников над безобразной целью — превращать медь в золото: ведь алхимики бессознательно строили химию и медицину!

— Бутлеров говорит, что и мысль-то была не такая уж химерическая, как многие думают… А насчет окольных путей — это вы правильно! — согласился Дмитрий Иванович.

Недолюбливавший Достоевского Зинин все же остановил внимание Бутлерова на негодовании писателя по поводу распространения мистицизма.

— Выражает не он один опасения, что медиумизм ведет нас в область сверхъестественного и мистического. Я горячо протестую против такого мнения, — энергично возражал Бутлеров. — Мистическое и сверхъестественное кончается там, где воцаряется знание, а разве не к познаванию и изучению должны мы идти в этой области? Теперь пока некоторые медиумические явления для нас мистичны, но ведь так же для дикаря, не знающего огнестрельного оружия, сверхъестествен выстрел, несущий смерть издалека, так же точно мистичны гром и молния для того, кто объясняет их колесницей Ильи-пророка!

Николай Николаевич при всей своей эрудиции, умению возражать молчал. Александр Михайлович, спокойно продолжая речь, заключил ее твердой уверенностью:

— Изучение медиумических явлений не только озарит новым светом психофизиологию, которой оно ближе всего касается, но могущественно отразится на самых основах естествознания — оно внесет радикальные изменения в наши понятия о веществе, о силе, об их взаимных отношениях!