Илья Голенищев-Кутузов - Данте

Письмо итальянским кардиналам, списки которого были, несомненно, уничтожены инквизицией, дошло до нас только в одном экземпляре. Так же как письма к Чино да Пистойя и к флорентийскому другу, оно написано рукою Боккаччо и находится в сборнике (Лаврентианском кодексе), который около 1348 года составил и частью переписал своей рукой автор «Декамерона».

Кто такой Данте Алигьери из Флоренции, чтобы как равный говорить с кардиналами, чтобы поучать столпов церкви, а иногда и поносить их? Данте не смущается этим вопросом, который, естественно, возникал в его время у каждого. Широко пользуясь намеками и уподоблениями, автор письма обращается к истории древних евреев и напоминает, что жадность фарисеев покрыла позором старое священство. Данте не оплакивает вместе с пророком Иеремией будущие беды, но скорбит, взирая на существующие. Рим покинут, Рим овдовел, владыка мира превратился в вертеп разбойничий. Кардиналы и другие пастыри церкви привели овец своих вместе с собою к пропасти. Предвидя, что его станут упрекать в предерзостном тоне разговора с князьями церкви, Данте напоминает библейскую повесть о первосвященнике евреев Алкиме. Алким возглавил всех злодеев и нечестивых людей и обвинил Иуду Маккавея в том, что он начал неприятельские действия против царя Деметрия. Папу Климента Данте уподобляет коварному и продажному первосвященнику древних евреев, а Филиппа Красивого — нечестивому сирийскому царю, с помощью которого Алким пришел к власти. Для обличения своих противников Данте пользуется образами из книг Ветхого завета. Более чем смело его сравнение кардиналов с брыкающимися быками священной колесницы, которые увлекают колесницу с ковчегом завета в непроходимые дебри.

Что же делать, продолжает Данте, если архипастыри (впрочем, лишь по званию) не могут пасти своих овец, что же делать, «если против неустройства и беззакония раздается только одинокий голос, одинокий жалобный голос, да и тот светский?»

Епископы и священники погрязли в стяжательстве, и мало кто думает о спасении души, но все гонятся лишь за выгодой. Может быть, кардиналы подумают, что Данте «единственная на всей земле птица Феникс»? Нет, уверяет он, «о том, о чем я кричу во весь голос, остальные либо шепчут, либо бормочут, либо думают, либо мечтают». Своими беззакониями «вы меня вынудили» заговорить, заключает он. И Данте призывает кардиналов к покаянию, к исправлению. Церковь снова должна вернуться в Рим, ибо он пребывает в одиночестве, «способный вызвать сострадание даже у самого Ганнибала».

В Данте говорит итальянский патриот, когда он обращается прежде всего к тем кардиналам, которые родились в Риме и «детьми узнали священный Тибр». Рим, столицу Лации, должны любить все итальянцы, «как родину собственных гражданских установлений», но для кардиналов, тех, к кому он ныне обращается, — «Рим ведь еще и отчизна». Он просит за все человечество и, наконец, «за нашу Италию». Он просит итальянских кардиналов не дать «гасконцам» унизить славу латинян.

Но как мы уже сказали, Данте запоздал. Вряд ли его письмо, отправленное через монахов-францисканцев или каким-нибудь другим путем, могло попасть во Францию прежде, чем итальянские кардиналы были изгнаны с конклава, униженные и оскорбленные французской церковной партией, снова пришедшей к власти. Да если бы это послание и дошло, то навлекло бы на голову дерзкого поэта лишь проклятия. Впрочем, Данте писал не столько для кардиналов, сколько для итальянского общества.

Из уединения монастырской кельи Данте все же следил за событиями в Италии. Слухи были неожиданны. Вместо того чтобы ослабеть и морально разложиться после смерти императора Генриха VII, итальянские гибеллины нашли себе вождей — Кан Гранде, правителя Милана Висконти, и, наконец, Угуччоне в Тоскане. К этому последнему, вероятно, присоединились также отряды немецких рыцарей и рейтаров, которые по каким-либо причинам задержались в Италии, не говоря уже об изгнанных белых гвельфах. Поэтому не следует удивляться, что 29 августа 1315 года произошло событие, которое потрясло всю страну: гвельфская лига была разбита в битве при Монтекатини; тем самым гибеллины приобрели перевес в северной и средней Италии. Виллани писал, что во Флоренции «почти все богатые дома купцов и пополанов были в трауре». Траур надели также Сьена, Перуджа, Болонья.

Угуччоне, который обладал меньшим войском, чем неаполитанцы и гвельфская лига, удалось одному одолеть и смять рыцарский центр, причем в бою были убиты два неаполитанских принца, родственника короля Роберта. В самом конце битвы подошел Кан Гранде со своими войсками и закончил сражение полным торжеством гибеллинов. За год до Монтекатини, в сентябре 1314 года, в кровавой битве Кан Гранде разбил падуанцев.

Данте захотелось быть ближе к происходящему, он снова стал надеяться на торжество гибеллинов и на падение черных во Флоренции. Миновав Ассизи, Данте решил направиться к Лукке, расположенной недалеко от Пизы и отделенной от нее лишь грядой Пизанских гор. В прекрасной долине Лукки текут берущие начало в горах реки, славящиеся своей целебной водой. Главная из них — Серкьо, впадающая в Лигурийский залив Тирренского моря. Лукка была некогда столицей Тосканы, но затем заглохла из-за вечных распрей со своими более могущественными соседками Пизой и Флоренцией.

Угуччоне делла Фаджуола удалось после смерти Генриха VII захватить сначала Пизу, а вскоре и Лукку, где он властвовал, как Скалигеры в Вероне. Угуччоне знал Данте еще в первые годы его изгнания, в Ареццо. Данте нравился этот неустрашимый богатырь непомерной физической силы, и, видимо, чувство симпатии было взаимным.

В Лукке, городе взяточников, мелких политиканов и плохих поэтов, жила прекрасная и благородная дама, чье имя как бы вскользь упомянул поэт Бонаджунта из Лукки, с которым Данте в «Чистилище» вступил в спор о поэтическом стиле. Бонаджунта предсказывает флорентийцу (пророчество условно прозвучало в 1300 году), что в своих скитаниях Данте заедет в его родной город, и женщина по имени Джентукка, еще без покрывала, то есть незамужняя, облегчит поэту пребывание в Лукке. И больше ничего! Комментаторы усердно искали в Лукке даму, носящую имя Джентукка. В городских архивах и хрониках, обнаружили даже целых три Джентукки, живших в начале XIV века, но так как Бонаджунта не назвал фамилии, то до сего дня ее ни с кем идентифицировать невозможно. Из упоминания госпожи Джентукки в двадцать пятой песне «Чистилища» не следует создавать романтическую повесть о последней любви Данте. Нужно понять так: некая благодетельная и, очевидно, состоятельная дама приняла в свой дом уже немолодого изгнанника и помогла ему в течение некоторого времени не думать о крове и пище. Весьма вероятно, что Данте рекомендовал в этот дом всевластный в то время правитель Угуччоне. Можно думать, что в доме луккской госпожи к концу 1315 года Данте закончил «Ад». Во всяком случае, уже в 1317 году это произведение было известно в полных списках. В начале 1317 года судья Тьери ди Тано дельи Узеппи из Сан Джиминьяно цитировал «Ад» в регистре криминальных актов.