Бернар Виоле - Жерар Депардьё

Для лицеистов Жан-Клод Карьер сочинил другой конец — такой «отвязный», что актерам с великим трудом удавалось сохранить серьезность. «Мы так смеялись, что специалистам канала “Арте” пришлось монтировать вместе со смехом, — вспоминает Кароль Буке. — Мне пришлось хуже всех. Я просто плакала от смеха. Жерар и Жак смеялись, но им удавалось овладеть собой. Пришлось сделать двадцать два дубля для одной-единственной фразы. Я одна только не валяла дурака. Представьте себе сцену, когда они оба изображают пару (однополую), а Береника стоит напротив и удивленно на них смотрит. Я ни одной реплики не смогла закончить. Сам текст смешной, а когда его произносят эти двое, то просто сил нет. Это счастье».

Совсем не так весело проходили съемки «Видока», которые Депардьё заканчивал в то же время. Запись последних эпизодов превратилась для актера, страдавшего стенокардией, в настоящую муку. Его близкие тревожились. Каким бы несокрушимым ни казалось его здоровье, такие перегрузки, в конце концов, могут подкосить колосса французского кино. И действительно: в начале июля 2000 года он свалился с сердечным приступом. Его спешно отвезли в больницу, профессор Жиль Дрейфус поставил жесткий диагноз: пациенту немедленно надо сделать пятикратное коронарное шунтирование.

Едва поправившись и несмотря на заклинания близких поберечь себя, актер был одержим единственной мыслью: как можно скорее взять на себя руководство киностудией, чтобы выполнить договоры, начиная с контракта, который перенесет его на другую сторону Средиземного моря, на юг Марокко, где его поджидали новые киноприключения Астерикса…

Глава четырнадцатая

Друг Мумен

Отправляясь в марокканское «изгнание», Жерар Депардьё остановил свой выбор на гигантском и комфортабельном берберском гостевом доме возле озера, с видом на Атласские горы. Режиссер Ален Шаба решил сделать провинцию Уарзазат, преддверие пустыни, природными декорациями для «Астерикса».

В противоположность фильму Зиди, снятому по оригинальному сценарию, Шаба решил экранизировать только один альбом — «Астерикс и Клеопатра», который показался особенно киногеничным продюсеру Клоду Берри. Это не помешало Юлию Цезарю (Шаба) по-своему осовременить приключения знаменитых галлов, пересыпав их остротами собственного сочинения, например, «Veni, vidi, vici, Vivendi»[83], и переделав роль архитектора Нумеробиса специально под «приглашенную звезду» Джамеля Деббуза, который участвовал в съемках с нескрываемым удовольствием.

Несмотря на внешнее добродушие, Шаба оказался требовательным режиссером. «Он может десять дней биться над одной фразой», — восхищалась им актриса Шанталь Лоби. Но при этом уважительно относиться к актерам, добавляет Деббуз: «Я ни разу не видел, чтобы он хмурил брови, даже когда я забывал текст, выходил из кадра и попусту тратил время восьмисот технических сотрудников». Даже если бы у режиссера и чесались руки, он бы не раз подумал, прежде чем пустить их в ход: в контракте молодого французского комика было обозначено, что ему следует непременно избегать «потасовок» во время съемок… Помимо этой предосторожности контракт предусматривал вознаграждение по самой высокой ставке: гонорар в 1,1 миллиона евро, плюс по 14 центов с каждого проданного билета после первых восьми миллионов. Почти такая же плата, как у Обеликса — Депардьё (1,37 миллиона евро) и Астерикса — Клавье (1,1 миллиона евро), которые также должны были получать свой процент (соответственно 9 и 6,3) с чистых сборов от фильма, как только окупятся расходы…

А расходы на «Миссию “Клеопатра”» окупились с лихвой вскоре после выхода фильма в прокат в январе 2002 года. Самый дорогостоящий фильм французского кино имел огромный кассовый успех. Правда, режиссер всё пустил в дело: неожиданные рисованные вкрапления, сумасшедшие танцы, изощренное кривлянье, а в итоге, как писал журнал «Телерама», получилось сочное сочетание «фараоновского» зрелища и кратких и веселых скетчей в стиле юмористических телепрограмм. Впрочем, газета «Монд» его за это упрекала: «Телевизионные приемы в кино, возможно, порождают добротную продукцию, но не обязательно хорошие фильмы. В последние годы Ален Шаба как актер и режиссер, скорее, перешел в лагерь кино; теперь же он перевел свои легионы на сторону телевидения, превратив свой фильм в винегрет из телепередач».

Альбер Удерзо, создатель Астерикса, тоже нашел за что упрекнуть Шаба: не столько за проделанную работу, сколько за пренебрежение, выказанное к нему самому. Его зять Бернар де Шуази, директор издательства «Альбер-Рене», публично уличил режиссера в оскорблении достоинства; его заявление было сродни объявлению войны: «Альбер обожает этот фильм, он считает, что Ален Шаба талантлив до мозга костей. Но то, что происходило за кулисами, просто недопустимо. Мало того что в сценарий внесли изменения, Альбера еще и совершенно оттеснили в сторону. Даже в день премьеры! На сцену вышли тридцать человек, даже брат Джамеля Деббуза, который был шофером. Но никто даже и не подумал ни упомянуть об авторах “Астерикса”, ни пригласить Удерзо, который был в зале, подняться к ним. Шаба перетянул одеяло на себя. Профи так не делают!»

«Видок» тоже вышел сногсшибательным. Постановку этого фильма о приключениях знаменитого начальника полиции в Париже 1830 года доверили Питофу, до тех пор известному как мастер спецэффектов («Пришельцы», «Чужой»); в заглавной роли был Жерар Депардьё, ведущего расследование биографа сыграл Гийом Кане, а восточную танцовщицу — Инес Састр. Заявленный как небывалое событие еще до своего выхода на экраны в сентябре 2001 года, фильм был представлен как первая картина, снятая камерой высокой четкости. Идея этого технологического прорыва зародилась четырьмя годами раньше у Доминика Фарруджа и Оливье Гранье, компаньонов по производственному объединению КР2К. За сценарием они обратились к Жан-Кристофу Гранже (впоследствии он напишет сценарий фильма «Пурпурные реки»), а затем к Питофу. На протяжении нескольких месяцев Питоф и Гранже трудились над тем, чтобы создать фантастический мир и сделать будущий фильм похожим на сон. Эту художественную задачу можно было решить только с помощью цифровой техники, как следует поработав с цветом на компьютере.

Но, сосредоточившись на этом чудесном орудии, не промахнулся ли молодой режиссер мимо главного, а именно персонажей, которым жестоко не хватало психологического наполнения? Большинство критиков упрекали его именно в этом; вскоре к ним присоединились и зрители, в частности подростки, которые, несмотря на некоторые визуальные находки, уходили из залов. Депардьё тоже был разочарован — по крайней мере если свериться с его высказываниями перед началом съемок: «Видок — яркий персонаж. Бывший каторжник, принадлежащий своей эпохе. Доносчик, ставший префектом полиции. О нем писали великие классики, от Гюго до Бальзака, он неотъемлемо принадлежит миру кино. Это Вальжан, Жавер и Вотрен вместе взятые. И потом, он принадлежит моей любви к Истории».