Виктор Болдырев - Гибель синего орла

- Тагам, тагам... вперед, вперед! - кричит Ромул, указывая посохом на перевал.

Все зашевелилось, зашумело вокруг. Пинэтаун рысью выводит вперед связку верховых оленей без седел - они заманят, поведут табун. Пастухи с пронзительными воплями теснят стадо, и олени устремляются вслед за учагами, уходящими к перевалу.

Теперь от быстроты бега зависит судьба людей и многотысячного оленьего стада. Успеем ли унести ноги?

Заботит судьба вьючного каравана. Кымыургину помогает лишь маленький Афанасий - все пастухи у табуна. Двоим с вьюками не управиться. Отстать каравану нельзя: на вьюках весь наш походный скарб и продовольствие. Помочь Кымыургину остается Костя. Спешу нагнать Ромула, он где-то впереди прокладывает тропу. Дымная пелена заволакивает небо, солнце тлеет, как раскаленный уголь.

Два часа бегом гоним оленей по густой тайге. Тревожно на душе. Неужели никогда не будет покоя в этих чащах?

Настигаю Ромула лишь в поредевших зарослях кедрового стланика у перевала. Верхом он быстро поднимается к близкой седловине, раздвигая посохом колкую хвою.

- Ого! Пожар разгорается.

С перевала виден соседний распадок, объятый дымом и пламенем. Огненные языки прорывают дымные тучи. На дальнем склоне ярко горит кедровый стланик. Глухой шум доносится снизу, как будто оттуда надвигается ураган.

Едкий запах горелого дерева мутит голову, наполняет душу тревогой. Вниз, в пекло, не спустишься - пожар отрезал удобный путь к следующему перевалу.

Погоняя учагов, подъезжает Пинэтаун. Картина разбушевавшейся стихии потрясает юношу. Пожар в тайге он видит впервые и следит с нескрываемым страхом, как медленно ползет к перевалу, колышется багровая туча дыма.

- Скорее!.. На сопку! - хрипло кричит Ромул. - На сопку!..

Выбраться к следующей седловине теперь можно только через вершину. Пинэтаун поворачивает и галопом гонит связку верховых оленей к близким осыпям. На седловине появляются передовые олени. Пугливо озираясь, останавливаются, робко и нерешительно переминаются.

- Тагам... тагам!

Ромул прыгает в седло и скачет вслед за Пинэтауном, заманивая испуганных оленей. Если передние ряды дрогнут и повернут, пастухам не удержать стада.

Уф! Кажется, пошли...

Снизу напирает табун, и растерявшиеся олени, не выдерживая натиска, устремляются к осыпи. Наше счастье, что обитатели тундры не знают бедствия лесных пожаров. Ромул и Пинэтаун уже карабкаются высоко по осыпи с вереницей верховых оленей. Длинным языком растянулось стадо на подъеме. Пастухи, галопируя на учагах, выгоняют из леса отставшие косяки.

Подъем крут. Из-под копыт оленей сыплются гремящие камни; оседая, осыпь ползет и шипит, словно живая. Распадок, охваченный пожаром, скрывается в дыму. Сверху он кажется кратером разверзшегося вулкана.

Облака дыма заволакивают все вокруг. Солнце гаснет, пропадает. Наступают лиловые сумерки. Бледный оранжевый свет заливает взрыхленную копытами осыпь. Остро пахнет гарью. На лица и одежду оседает тонкий черный пепел. Окутанные серым дымом, уходим куда-то вверх.

Что ожидает впереди? Несдобровать, если огонь прорвется к следующей седловине - табун окажется в огненном кольце.

Я не устал, но еле переступаю, поднимаясь вслед за пастухами. Нестерпимо тяжко на душе. Олени скрываются в дыму. Жаль, что не успели тут проскочить зимой, по снегу. Вот где мстит упущенное время!

Внизу сквозь дым просвечивает опустевшая седловина. Огонь подкрадывается к пройденному перевалу. Куда запропастились Костя и Кымыургин? Ведь пламя закроет путь к вершине.

Сбегаю по осыпи обратно. Горячий воздух обвевает седловину. Из распадка несется шум близкого пожара. На спуске с перевала ветви больно хлещут лицо.

- Да где же они?

И вдруг в кустах ольховника слышу громовые проклятия.

- Костя! Сюда, скорее сюда...

Он выбирается из кустов, взъерошенный, красный, вспотевший, вытягивая за уздечку передового оленя.

- Умаялся!.. За деревья цепляют, душатся, вьюки на брюхо съезжают. Помоги Кымыургину. У него полсотни этих дьяволов.

Продираюсь сквозь кусты. Вот Афанасий. Мальчонку почти не видно в седле, но своих оленей он ведет сноровисто, почти не останавливаясь. Позади Кымыургин. Ну и длиннющая у него связка - не видно конца каравана. Отцепляю половину "поезда"; идем быстрее. Тайга редеет. Рысью выводим караван на седловину.

Ух и пекло! Все в дыму, из невидимого распадка пышет жаром.

- Вперед... на осыпь!

Перепуганные олени бегут, подкидывая вьюки. Прорвались!.. Позади вспыхивают мохнатые лиственницы. Назад пути нет.

Подгонять караван не нужно. Из последних сил карабкаются олени по осыпи. Вьюки съезжают на спину, на ходу подтягиваем ослабевшие ремни. Долго пробираемся в дыму; першит в горле от копоти.

Вот и плоская каменистая вершина. Вьючные олени останавливаются, сбиваются в плотную кучу, опустив морды.

- В чем дело, почему стоим?

Из дыма выплывают фигуры. Бегут Костя и Кымыургин:

- Седловина впереди горит!

На вершине оставаться нельзя. Олени едва умещаются на каменистой площадке. Здесь уже и сейчас жарко. Что же будет, если огонь окружит вершину, подступит вплотную?

У передовых оленей, опершись на посох, невозмутимо, как маленький старичок, стоит Афанасий. На потемневшем от копоти лице блестят белки глаз. Внизу, в прорывах дымных туч, вся в огне, корчится тайга на седловине.

Опоздали...

Тропа, вытоптанная табуном, уходит вниз. Олени, видно, проскочили на дальнюю сопку, когда пожар еще только занимался. Теперь на перевале море огня - горит стланик.

Ветерок разгоняет дым, раздувает пламя. Вправо уходит вниз лесистый распадок, еще не тронутый пожаром; лишь дальше, там, где ключ выводит в широкую лесистую долину, все затянуто дымом.

- Сволочи!.. Кругом подожгли! - рычит Костя.

- Туда кочевать будем, - указывает в распадок Кымыургин.

Кажется, успеем...

Если спуститься и пересечь распадок, можно проскочить между двух огней и, минуя седловину, вырваться из огненного кольца на плечо дальней сопки. Это единственный путь к спасению.

Разбираем связки вьючных оленей и спускаемся по крутому каменистому склону в распадок. Теперь вьюки ползут оленям на рога. С головоломной кручи бедные животные съезжают почти сидя.

Дым заволакивает распадок, но я успеваю взять по компасу азимут на плечо дальней сопки. Врезаемся в сплошные дебри кедрового стланика. Олени застревают, барахтаются среди пружинистых узловатых ветвей. Иногда повисают, зажатые тисками, качаясь словно на качелях. Без топора не пройдешь. По очереди прорубаем тропу. Медленно ползет караван в зеленом туннеле из душистой хвои, увешанной шишками.