Эдуард Лимонов - Андрей Балканский
Советская еда родная,
Ломоть, что срезан с каравая,
Котлеты, борщ, сырой компот
И водки крепкий переплет…
Объединив ингридиенты,
Приклеив, присоединив
Завода крепкие моменты,
И Серп и Молот посолив,
Был я и молод и счастлив…
Сейчас я дую на ладони,
Мои колени вдруг остры,
Как крокелюры на иконе,
Морщины резкие стары…
Мне холодно. Мне спать тревожно.
Куда идти? Уже пришел…
Мне жизнь мою ножом сапожным
Семидесятый год вспорол…
От питерских нацболов Эдуард получил четыре увесистых тома собрания сочинений Мао Цзэдуна конца 1940-х годов издания в синих переплетах. Когда я позвонил его поздравить, он бодро сообщил, что «с утра работал, потом девка пришла, и представьте — ни одной рюмки еще не выпил». Юбилей, кстати, никак не отмечался и прошел незамеченным для прогрессивной общественности. Даже газета «Коммерсантъ», всегда аккуратно поздравляющая на своих страницах известных людей, про Лимонова не написала ничего.
Но какое это по сути имело значение? Эдуард находился в прекрасной форме и мог продемонстрировать новые достижения.
Во-первых, грандиозный успех имел вышедший в 2011 году роман Эммануэля Каррера «Лимонов», переведенный на многие языки мира. Президент Франции Николя Саркози признавался, что она лежит у него на ночном столике. Книгу собрались экранизировать в Италии. При этом само его повествование выдает полное незнание автором русской действительности, хотя он является сыном видной русистки Элен Каррер д’Анкосс — кстати, грузинской княжны и секретаря Французской академии. Автор, к примеру, утверждает, что Владимир Путин зарабатывал в начале 1990-х в Ленинграде частным извозом и ностальгировал по СССР, хотя он был тогда помощником Анатолия Собчака и вполне успешно встроился в капиталистическую действительность. Это только одна из многих ошибок, благодаря которым книга Каррера, вначале оперативно изданная в России и встреченная с интересом, вызвала в том числе и критические отзывы. Тем не менее Лимонов торжествовал: Каррер вернул его в западный мир и вновь сделал модным.
Во-вторых, в 2012 году Сергей Беляк выпустил роскошно оформленный двойной альбом на стихи Лимонова, в котором приняли участие многие известные музыканты: Александр Лаэртский, Захар Май, группа «Барто», ну и группа НОМ с безусловно лучшим номером «Я — Эдуард». Был там даже детский ансамбль «Питерские мишки». При всей разноплановости треков альбом получился сущностно единый и получил название «рок-сюиты». Сам же Эдуард спел в конце альбома куплет про то, что «Красная армия всех сильней».
Наконец, в-третьих, количество книг самого Эдуарда Вениаминовича стало приближаться к его возрасту. С учетом того, что в последние годы Эдуард стабильно выпускает две-три книги в год, в ближайшем будущем это неизбежно должно произойти.
Посттюремный период отличается его высокой авторской активностью и разнообразием. Тут и продолжение создаваемой всю жизнь одной большой книги собственного жизнеописания («В сырах», «Дед»), и сборники публицистики и постов из блога («Лимонов против Путина», «Проповеди», «Киев капут»), и тексты из глянцевых журналов («Дети гламурного рая», «Апология чукчей»), и авторская философия в продолжение линии «Другой России» («Ереси», «Иллюминейшнз», «Плюс Ультра»), и наконец, стихи (целых семь сборников — «Ноль часов», «Беги, мальчик», «Атилло длиннозубое», «СССР — наш Древний Рим», «А старый пират», «К Фифи», «Золушка беременная»).
После «Русского» и «Моего отрицательного героя» в 1970-е — середине 1980-х годов Эдуард сделал перерыв в стихотворчестве на 20 лет, вновь обратившись к нему, когда находился в заключении. В его поздних стихах история мешается с лирикой, «Бухара 1919» — с «Хорошо е. ться» и «Писька должна быть как кипяток», обращения к собственным женщинам и детям — с одами погибшим империям и т. д.
Похоже, что Лимонову попросту мало отражения континента своей мысли и жизни в прозаических текстах. Поэзия их дополняет. Поэтому историю про его роман и расставание с Катей Волковой с проклятиями в адрес хипповского индийского острова Гоа, где она так любила зависать, мы прочтем и «В сырах», и в сборнике «Мальчик, беги», где эта линия занимает видное место. И Владимира Ильича Ленина встретим и в эссе «Титаны», и в сборнике «Ноль часов».
Меня интересовали Ленин и Пугачев,
И тот и другой выступали против одних врагов
С точностью раз в столетье народ поднимает ор
Праздник себе устроив, хватает мужик топор
Идут на гробы березы, лихо горят города
Русский мужик сквозь слезы шепчет не имя розы,
Но Родина и п…зда…
Эти две девки злые, красивые как змея
Нам подстрекают Россию
Сын каковой и я…
Над головами реют, и еще сотню лет
Нас угнетенных греют
После картины бед.
В общем, говоря словами Николая Гумилева, Лимонов — «конквистадор в панцире железном», стремящийся провести экспансию во все стороны и запечатлеть себя во всевозможных формах. Пока еще есть время.
Глава восьмая
«СУДЬБА ПОДАРИЛА НАМ ДОНБАСС»
Сначала две цитаты.
«Помню, в далекие годы под вечер ехал на подводе в Сумской области. Лошади весело бежали, молоко в бидонах поплескивало. Было мне двенадцать лет, и в двадцатилетнюю студентку Нину был я как бы влюблен. Гостил я у нее — спал с ней в небывалую жару на полу большого деревянного дома. От небывалой жары на полу спали.
Спала она со мной в кружевной рубашке, и чувствовал я что-то странно беспокойное. Обнимала меня во сне скользким телом. И ревновал я ее к молодому мужику с чубом, трактористу, кажется, и помню, комары меня изуродовали, когда я черную смородину в болоте по колено босоногий собирал, упорно озлившись и сбежав от них в болото. К ночи только и откликнулся.
Мычали коровы, грозил рогами бык, падали и вздымались пейзажи, вечерами за камышовым озером орала украинская песня, студентка Нина и тракторист, наверное, ненавидели меня в это лето.
И помню августовский покос, и как мы ехали на волах, везя необъятное чудовищное сено, и парни-кобели изощрялись в ловкости, забрасывая последние скирды к нам — к Нине и мне наверх. Цоб-цобе! И синие мухи у воловьих хвостов, и после изнемогающий хрустальный вечер.
И помню хутора в вишнях, окруженные гречишными полями. — Вы когда-нибудь ехали через гречишное поле? — О, о чем же мне с вами говорить, если вы никогда не ехали на телеге через гречишное поле… Из хуторских зарослей выходили деды в соломенных брылях
