Майкл Робертс - Grace. Автобиография

Дидье делает женщину реальной, осязаемой. Она как будто слегка дурачится или пытается вас соблазнить. И она всегда сексуальна. Он может изобразить и нечто экстравагантное, но это будет приятно глазу. Скажем, он никогда не копирует слепо стиль «ретро», а слегка осовременивает его. Прически фотомоделей в исполнении Дидье можно спокойно перенести в повседневную жизнь. Мужские образы, которые он создавал для Брюса Вебера в восьмидесятые и девяностые годы, – пышные коконы и волны – придали его фотографиям особый стиль и узнаваемость. Точно так же ему удалось создать иллюзию полной гармонии волос с природой, когда мы снимали серию «Английский сад» для Карла Лагерфельда и британского Vogue. Эти фотографии по-прежнему популярны и служат ориентиром для сегодняшних фотографов.

Дидье – представитель старой школы, как и блистательный Гаррен – парикмахер, начинавший в семидесятые годы. С ним я тоже много работала на заре своей карьеры. Они практики и работают постоянно, в то время как другие перекладывают часть работы на помощников. Эти двое могут сделать великолепный шиньон или стрижку, потому что обучены всему, а сейчас это редкость. Когда Дидье начинал карьеру в парижской парикмахерской сестер Карита (это было еще в шестидесятые годы), то освоил все традиционные техники. Салон пользовался популярностью среди французских киноактрис того времени, в числе постоянных клиенток была даже Катрин Денев. Оттуда Дидье ушел работать к Жан-Луи Давиду, где его убедили забыть все, чему он учился, и полагаться на вдохновение. Там началась его студийная работа. Когда Жан-Луи решил, что салону нужна дополнительная реклама, то собрал группу молодых стилистов и отправил их по студиям – участвовать в редакционных съемках. Это было задолго до того, как парикмахеры стали частью команды фотографов.

Дидье всегда предпочитал быть независимым и свободным, поэтому у него нет чрезвычайно прибыльных контрактов с производителями продуктов для волос, на которых зарабатывают многие другие парикмахеры. Точно так же он никогда не задумывался об открытии собственного салона. Для него непредсказуемый график работы – именно то, что нужно, и в этом мы с ним различаемся. Но, как и Джек Спрат со своей женой[48], мы отлично выкарабкиваемся из всех неурядиц. По крайней мере, я знаю, что мои волосы будут в идеальном состоянии, сколько бы лет мне ни стукнуло.

О кошках

Глава XVIII,

в которой у нашей героини творится полная КОТОвасия, в загородном доме происходят КОТОстрофы, а венчает этот кошачий апогей Шоу Марты Стюарт

Часто ли я вижу сны? И о чем эти сны? О моде? Нет. Обычно мне снятся кошки.

Кошки – особенные животные. Они чувствуют человеческие эмоции и невероятно помогают расслабиться. Если у меня бывает неудачный день, мой голубой перс Барт ложится ко мне на кровать, мурлычет, трется о мою голову и пытается успокоить. (Правда, иногда он забывает втянуть когти, и массаж становится немного болезненным.)

При этом Барт и Тыква (бело-оранжевая персиянка) требуют огромного внимания и ухода. У них очень чувствительные желудки, так что каждый соблюдает индивидуальную диету, и я должна промывать им глаза утром и вечером. Поскольку длинная шерсть легко спутывается, кошек необходимо тщательно вычесывать щеткой не реже двух раз в день. К счастью, у них есть личный парикмахер.

Мне нравится независимость кошек. Их нельзя заставить делать то, чего они не хотят. А еще они смешные. Они загоняют себя в тупиковые ситуации и выпутываются из них самым дурацким способом. У персов довольно короткие лапы, и они не могут высоко прыгать или лазить по деревьям, поэтому их жизнь проходит преимущественно на земле. Например, Барт часами может сидеть на нашей кровати, скрестив лапы или поджав их в позе медитирующего Будды. (Еще у него есть странная привычка запрыгивать мне на колени, когда я сижу в туалете, что иногда бесит, потому что из-за этого я могу застрять там на несколько часов.) В жару Тыква разваливается на холодном полу ванной и, как настоящая распутница, задирает лапы кверху. Когда мы живем за городом и наступает пора возвращаться с вечерней прогулки, она любит играть в прятки в зарослях папоротника или бегать по саду – непременно мимо двери, чтобы я как следует за ней погонялась.

В Нью-Йорке я считаюсь «кошачьим диспетчером»: все кошатники звонят мне за советом. Ко мне обращаются, если нужно найти ветеринара, или обсудить симптомы какой-нибудь кошачьей хвори, или получить телефон личного врача моих кошек. Кстати, она просто замечательная. Ее зовут Кристина Агро, меня с ней познакомил Брюс Вебер. Кристина живет в северной части штата Нью-Йорк с мужем-художником и сыном. Еще в юности она обнаружила у себя уникальную способность общаться с животными; она относится к ним исключительно серьезно и знает о них все. Даже если вы не полностью согласны с ее научными выводами, то, что она рассказывает о внутреннем мире животных, настолько завораживает, что вы начинаете по-другому воспринимать своего питомца.

Я с детства любила кошек, хотя у нас дома их не было: мама всегда держала собак. Но немало кошек жило в округе – диких, конечно. Они крутились возле отеля, поджидая очередную порцию объедков. Первые кошки у меня появились в начале шестидесятых, когда началась моя модельная карьера. Это была пара породистых сиамок, которых мне подарил армянский фотограф Питер Карапетян. Мы с ним много работали. Это он впервые снял меня для обложки Vogue в 1962 году.

Мне пришлось расстаться с кошками на период своего первого брака с Майклом Чоу: у него на них оказалась аллергия. Мою следующую пару, Брайана и Стэнли, можно назвать «имуществом, полученным при расторжении брака» с Вилли Кристи. Мы вместе с котами переехали из его дома в Гантер-Гроув на новую квартиру. Там они подружились со сварливой старой кошкой соседа, которую звали мисс Падди.

К сожалению, пару лет спустя, когда я вернулась в Англию из летнего отпуска, то не застала Брайана дома. Он попал под машину на Фулем-Роуд. Эндрю Пауэлл, трэвел-редактор Vogue, который в мое отсутствие присматривал за кошками, был в отчаянии. Конечно, я была убита. Рыдая, я кинулась ему на грудь за утешением – и это обернулось романом длиной в два года. Между тем, Стэнли, который так и не оправился от потери брата, бросил меня и мою квартиру и переселился к мисс Падди.

Когда я переехала в Нью-Йорк к Дидье, мы взяли трех новых котят: Коко, Анри и чуть позже – Малышку. Я присмотрела их на выставке кошек в Медисон-сквер-гарден. Все трое были французской породы шартрез, очень модной в семействе кошачьих. Коко мы назвали в честь Коко Шанель. Анри, по первоначальному замыслу, должен был стать Ивом в честь Сен-Лорана, но Дидье сказал, что во Франции это имя считается простоватым – поэтому мы вспомнили чемпиона по теннису Анри Леконта. Малышку сначала назвали Мадам Гре в честь кутюрье, но потом решили, что это чересчур, и она стала просто Малышкой, поскольку была самой младшей.