Шерил Грин - Секс - моя жизнь. Откровенная история суррогатного партнера

Боб ушел в пятимесячный отпуск, который накопился за десять лет его работы на почте, и не отходил от меня ни на секунду. Джессика и Эрик были готовы примчаться на помощь в любой момент. На мою группу поддержки можно было положиться не только благодаря тем, кто в нее входил, но и благодаря тому, что кто-то другой в этом не участвовал..

Я решила, что не буду звонить родителям, пока прохожу курс лечения. Вопреки моему желанию, Майкл рассказал им о диагнозе вскоре после того, как его услышала я. Я не хотела, чтобы они знали, что со мной случилось несчастье. Почти тридцать лет прошло с тех пор, как я уехала в Калифорнию с Майклом, а они все еще ждали, что случится катастрофа.

Я не хотела, чтобы они оказались правы. Майкл рассказал, что они восприняли эту новость с обычным для них мужеством и попросили позвонить, если дела пойдут хуже. Никаких проявлений сочувствия я от них не получила. Они не собирались мчаться в Калифорнию, чтобы навестить меня. Пусть будет так. Я собиралась избегать общения со всеми, кто не поддерживал и не успокаивал, и если это означало, что придется на время прекратить всякое общение с родителями, то придется пойти и на это..

Пока химиотерапия делала свое дело, я много думала о том, что должна простить и себя, и других, если собираюсь каждую каплю энергии направить на выздоровление. Мне хорошо было известно, что обида и гнев могут быстро осушить драгоценные источники внутренних сил. Я старалась простить Майкла и простить себя за то, что мирилась с его поступками.

Если в моем воображении вставало воспоминание, которое разжигало злость, я напоминала себе, что энергия должна уходить только на лечение. Были дни, когда я делала себе такое напоминание один раз, иногда мне приходилось повторять это без конца. До болезни протянуть оливковую ветвь мира Мэг казалось мне не более возможным, чем начать ходить по воде. Но теперь я чувствовала, что это необходимо, поэтому за несколько дней до начала химиотерапии я позвонила ей..

— Шерил, это ты? — спросила она.

— Это я, Мэг.

Повисла долгая пауза.

— Думаю, Майкл тебе рассказал, что… что я болею. Ну то есть у меня лимфома, и я начинаю курс химиотерапии.

— Сказал, Шерил. Мне очень жаль, — неуверенно сказала Мэг.

Возможно, ей казалось, что я звоню, чтобы выпустить пар, но это должно было произойти не так, как она предполагала.

— Мэг, все в порядке, — сказала я.

— Спасибо. Никогда не знаешь, что говорить.

— Я позвонила, потому что хочу, чтобы ты знала, что я не злюсь на тебя. Если я умру — а я не планирую этого делать — я не хочу, чтобы казалось, будто я умерла с ненавистью к тебе. Я понимаю, что произошло. Ты человек. Мы все всего лишь люди, и мы с тобой влюбились в одного мужчину.

— Шерил, я сожалею о многом, но я не могу извиняться за то, что родила своих детей.

— Я и не хочу, чтобы ты извинялась за это. Я обожаю твоих детей и рада, что они — часть моей жизни.

Для примирения недостаточно одного телефонного звонка, но начало было положено. Я верила Мэг. Она не хотела навредить мне, а даже если бы и хотела, я делала все возможное, чтобы избавиться от гнева — никаких исключений.

«Никаких исключений» подразумевало и моих родителей в том числе. Долгие годы я мечтала о примирении с ними, и это означало больше, чем ряд молчаливых соглашений не говорить о том, что могло бы спровоцировать ссору. Я хотела, чтобы они приняли и полюбили меня такой, какая я есть. Я хотела, чтобы они пересмотрели свой взгляд на некоторые вещи, чтобы поняли, как их отношение к сексу задевает меня.

Я жаждала, чтобы они признали во мне любящую мать, хорошего специалиста и даже хорошую дочь. Еще я понимала, что не должна ставить условия для прощения. Я должна избавиться от раздражения вне зависимости от того, что они делают или не делают, — я пришла к такому выводу. Это не то разрешение конфликта, на которое я надеялась, но мне пришлось его принять..

Боб и Майкл оба вызвались сопровождать меня на мой первый сеанс химиотерапии. Майкл прилагал все усилия, чтобы оставаться моим другом, и я с радостью их приняла. «Все сложно» — сейчас этим определением пользуются направо и налево, но наши отношения с Майклом можно было описать именно так. Мы буквально росли вместе — вместе воспитывали детей, многое пережили и, каким бы неспокойным ни было наше прошлое, не могли потерять друг друга из вида.

Майкл прошел со мной через самое серьезное заболевание в моей жизни. Если бы на моем месте был он, я бы так же неотступно была с ним, со всем своим гневом и любовью, обидой и нежностью. Он присутствовал на первых трех сеансах химиотерапии..

— А она когда-нибудь делает… — услышала я шепот Майкла на ухо Бобу, как только села в кресло. Он бросил на меня лукавый взгляд. Я была благодарна за попытку пошутить, но мне было совсем не до смеха.

— О боже, только не это, пожалуйста, — сказала я.

Боб снова принялся за свой журнал по фотографии, а Майкл уставился в окно. Я не хотела, чтобы они делились впечатлениями, пока в меня каплю за каплей вливают химикаты, которые должны спасти мне жизнь. Было назначено шесть сеансов, считая этот, один раз в три недели. Стоял август, и если все пойдет хорошо, мне удастся покончить со всем этим к Рождеству, и 1994 год я встречу без рака..

Я откинулась в кресле, закрыла глаза и подумала о Гранд-Каньоне и Европе — два места, которые я, как никогда страстно, мечтала увидеть. «Когда поправлю здоровье, в первую очередь поеду туда», — думала я. Возможно, это прозвучит избито, но болезнь заставила меня осознать, что всего времени мира не хватит, чтобы сделать все, что я хочу сделать в этой жизни.

Безделье теперь казалось мне самым страшным врагом..

Лечение шло полным ходом, и я была благодарна за многое. Первыми в списке идут моя семья и мои друзья. На втором месте — «Зофран», противорвотное лекарство, относительно новое в то время. После первого сеанса химиотерапии мой желудок крутило, как в стиральной машине. Тошнота во время беременности не шла ни в какое сравнение.

Меня рвало до тех пор, пока во мне ничего уже не оставалось, и я так ослабела, что меня буквально приходилось носить на руках те шесть метров, которые отделяют ванную от спальни. Потом я стала принимать «Зофран» внутривенно перед сеансом и в виде таблетки, если требовалось, после..

Большую часть времени я была так измучена, что приходилось напоминать себе о том, что я на пути к выздоровлению. Ничто на это не указывало. Мне бы не удавалось часто выходить из дома самой, но члены моей семьи по очереди сопровождали меня. Я постоянно слышала, как дети говорят друг другу: «Пойдем выведем маму погулять».