Майк Науменко. Бегство из зоопарка - Александр Исаакович Кушнир
В этот кочевой год Науменко оказался в искусственной изоляции — в окружении музыкантов «Зоопарка», директора Севы Грача и звукорежиссера Ильи Маркелова. Без коллаборации с Гребенщиковым, Фаном, Донских и несколькими старыми друзьями лидер «Зоопарка» словно застыл в собственном развитии.
«Майк всегда хотел иметь свою группу, — считает Родион. — И когда он ее получил, ему пришлось заплатить за это немалую цену. Уровень личностного развития у Науменко оказался несколько выше... Его музыканты — симпатичные ребята, но просто у людей был разный культурный уровень. Науменко больше читал, больше думал, он больше общался с культурными людьми. Английская школа в центре — не фунт изюму. Это все в итоге было по уровню намного выше его музыкантов».
Майк, естественно, чувствовал, как рутина и стагнация заедают его. Со стороны это напоминало творческий вакуум и не могло укрыться от внимания его близких.
«После выхода «Уездного города N» прошло всего несколько лет, и Майк внезапно посерьезнел, — замечал Коля Васин. — Он начал разъезжать по стране с бесконечными концертами, с программой из своих веселых песен. Но вскоре веселье постарело. Потому что песни были старыми, а новых песен Майк не писал. И это было грустно».
К 1989 году «Зоопарк» пошел на новый виток гастролей, и зрители с удивлением обнаружили, что репертуар группы практически не изменился. Программа концертов отличалась от романтического первого приезда на две-три композиции. Этот факт вызывал волны негатива — как у зрителей, так и у серьезных критиков. К примеру, во время научного семинара, проходившего в рамках III фестиваля свердловского рок-клуба, социолог и журналист Николай Мейнерт, активно продвигавший «Зоопарк» на эстонском радио, публично заявил:
«Многие музыканты, такие как Майк, сейчас не знают, что им делать... Какую теперь им найти интонацию, чтобы сохранить актуальность? Поэтому самой интересной его песней на прошлом фестивале была «Я забываю, я продолжаю забывать». Она соответствует реальному положению вещей, когда Майк элементарно забывал слова собственного текста с очередного перепоя».
Со стороны казалось, что это тупик, и дальше отступать некуда. Всем, но только не Майку. В тот момент он еще иллюзорно на что-то надеялся.
Инструкция по жизни с поражением
Люди Майком совершенно не фильтровались... При этом я не могу сказать, что он — неудачник. Или крест на себе поставил. Возможно, что все, что он мог обозреть перед собой, его просто не интересовало.
Михаил «Фан» Васильев
В частных беседах многие приятели Майка рассказывали мне, что к концу восьмидесятых лидер «Зоопарка» начал сильно меняться. И, в первую очередь, это касалось его творческого энтузиазма. Друзья и музыкальные критики стали замечать, что в эти смутные времена внутренний огонек Науменко стал потихоньку гаснуть.
«Если у Майка не писались песни, он не вымучивал их из себя, — рассказывал Сева Грач. — Я считаю, что последний сильный номер, который он написал, — это композиция «Выстрелы». Это был такой реквием по самому себе, уже в 1987 году. Я говорил ему: «Миша, нужна новая программа!», а он отвечал: «Все будет!» Но я видел, что новой программы не будет».
«У него просто не хватало времени и энергии на создание новых композиций, — утверждал впоследствии Борис Мазин. — Если раньше Науменко покупал с утра несколько бутылок «Жигулевского» и в спокойной обстановке занимался переводами или сочинительством, то теперь его будили наглыми звонками в дверь, и сутки напролет он тусовался с поклонниками и друзьями».
Примерно в 1988–1989 годах в коммунальной квартире на Боровой наконец-то установили телефон. Он стоял в коридоре и в течение целого дня трезвонил, не умолкая. Кроме того, во много раз выросло количество непрошеных гостей. В одном из архивных интервью Гребенщиков откровенно поведал об этой тенденции:
«Когда стало возможно концертировать, не нарушая закона, слава Майка немедленно зашкалила. И — на беду — заманчиво приземленный лад его песен располагал к простоте общения. Адрес его не был засекречен, и каждый слушатель «Зоопарка» знал — на улице Боровой в Ленинграде живет человек, который его понимает. Вот тут и начались проблемы. Чуть не каждое утро в дверь звонили похмельные незнакомцы, которые с порога заявляли: «Я приехал из Владивостока (Тамбова, Братска, Миасса) поклониться в ноги любимому автору. Не выгоните же вы меня на улицу?» А какое же общение без портвейна? И доставали бутылку. И Майк, вскоре реально взвывший волком от такой напасти (как он мне не раз говорил), из врожденной тактичности никому не мог отказать. Несколько лет такой жизни могут подорвать здоровье и рассудок самого крепкого человека. А «крепким» Михаил не был никогда: мечтателем — да, знатоком музыки — да, интеллигентным — да. Но — не крепким...»
Здесь необходимо заметить, что чем больше у группы становилось выступлений, тем меньше внимания Майк стал уделять «качеству продукта». Казалось, что теперь он гастролирует по инерции, через «не могу». Из band on the run «Зоопарк» медленно превращался в банду пьяных анархистов.
Науменко стремительно терял интерес к концертной деятельности и начал «динамить» целые туры, не желая покидать свою мрачную берлогу. В паузах между гастролями у него начинались сильнейшие скачки настроений, и периодически он впадал в локальную депрессию. В подобном контексте ему было совершенно не до креативных прорывов и поэтических озарений. Все чаще и чаще Майк переставал выезжать в города, нарушая все договоренности.
Обозревая в одном из журналов гастроли ленинградского рок-клуба, я в 1989 году писал, как в Твери после триумфальных выступлений «Ноля», «Нате!», «АВИА» и «Игр» практически все заборы были разукрашены афишами «Зоопарка». Но Майк в город не приехал. О причине отмены концерта организаторы говорили крайне неохотно, либо ругались самыми грязными словами.
К сожалению, лидер «Зоопарка» здорово подвел и Борю Мазина, не прилетев в Казань на совместные выступления с группой «Объект насмешек». Договор между приятелями носил устный характер, но уже в аэропорту выяснилось, что до столицы Татарии долетела только команда Рикошета. Они прибыли вместе с Панкером, который сообщил обалдевшему Мазину, что Майк, кажется, заболел. При этом звукорежиссер альбома «LV» краснел и смотрел куда-то в сторону.
Доверчивый казанский организатор попытался дозвониться в Питер, но сделать это ему не удалось. По-видимому, болезнь была настолько тяжелой, что долгие телефонные трели не слышали ни сам Науменко, ни его родственники, ни соседи.
Однако «повезло» или «не повезло» Мазину в тот
