Александр Табаченко - Советский ас Григорий Речкалов, дважды Герой Советского Союза. Дневники, документы, воспоминания

Новый вылет назначали на тринадцать часов.

Соколов с четверкой шел справа. За Днестром дымка сгустилась. На аэродром выскочили на четыреста метров и сбросили бомбы по стоянкам. «Юнкерсы» и мессеры начали взрываться. Аэродром охвачен пожаром. Но эскадрилья Соколова продолжала наносить удары. Пикировали до нескольких метров и расстреливали самолеты в упор. Вспомнились вражеские зенитки, но пара Викторова «приглушила» их. Затем последовал сигнал сбора. Отошли от аэродрома шестеркой.

Соколов и Овсянкин не вернулись. Никто не мог сказать, где они, что с ними.

Но человек затеряться не может. Даже на войне.

В тот день пожилой солдат нашего батальона аэродромного обслуживания Евтехий Грозный, посланный командиром на задание, устало шагал по опустевшей улице Каменки и с тревогой прислушивался к глухой трескотне пулеметов со стороны Ямполя. Откуда-то из огородов выскочил запыленный мальчуган:

– Дядя, в Ямполе немцы!

Около полудня появились самолеты. Один летел вяло, неуклюже. Второй, отбиваясь от двух фашистов, защищал его.

Вот один из фашистов загорелся и факелом рухнул около села. В этот момент израненный ястребок скользнул набок и без колес ткнулся на сжатое поле. Евтехий сразу узнал советский самолет и кинулся к нему.

Когда до самолета осталось с полкилометра, появились фашисты…

Рассказ Евтехия Тимофеевича Грозного я услышал много лет спустя и, словно наяву, представил последний бой моих однополчан.

Летчик Алексей Овсянкин, расправившись с мессерами, сделал круг над раненым командиром, убедился, что к нему спешат на помощь свои, хотел было лететь домой, но тут из лесу показались немцы. Несколькими атаками он загнал их обратно и сел неподалеку, чтобы спасти Соколова на своем ястребке.

Гитлеровцы вновь выскочили из лесу. И когда Алексей подруливал к упавшему ястребку, те были еще метрах в трехстах. Соколов поджег свой самолет и с трудом заковылял навстречу. Овсянкин выскочил из кабины, бросился на помощь, подхватил командира и во весь дух заспешил обратно. Фашисты не стреляли, рассчитывали захватить летчиков живьем.

А спасение было рядом: блестя на солнце, в двадцати– тридцати шагах ровно и призывно рокотал мотор. Еще одно усилие, и они в воздухе… И вдруг свершилось непостижимое: воздух грохнул взрывом. МиГ окутался дымом: в него угодил артиллерийский снаряд. Овсянкин, теряя равновесие, схватился за грудь. Меж пальцев просочилась клейкая струйка. Соколов подхватил друга.

Немцы теперь не спешили, приближались спокойно, в рост. Соколов заложил последнюю обойму в пистолет, целился тщательно. Считал каждый выстрел. Фашисты, огибая разбитый самолет полукругом, залегли! Позади цепи, на жнивье валялось с десяток распростертых трупов.

– Одиннадцать, – отсчитывал Анатолий.

– Командир, а, командир, – позвал тихо Овсянкин. – Я умираю. Приподними меня. Простимся.

Соколов нагнулся. Летчик осторожно обхватил его за шею и прошептал:

– Еще повыше. Так и умер, стоя.

Анатолий обвел взглядом полные запахов влажные луга. В пистолете – два патрона. Один для себя, второй… Вон тому, что ближе всех. Страшная, мертвая тишина. И в ней, как две хлопушки, лопнули выстрелы…

Вскоре после этих событий мы звеном полетели в Котовск. Под вечер, возвращаясь после очередной штурмовки, между облаков заметили «Хейнкель-111».

Иван Зибин и Алексей Сдобников быстро расправились с ним. Экипаж около Котовска пленили. На допросе фашистский полковник сожалел только об одном: не поступил так, как те два русских летчика. А бывший солдат дед Грозный, как зовут его теперь односельчане, уверяет, что до сих пор в этих краях, когда поля покрываются росой и прохладные луга медленно встают навстречу заре, над тем вон холмом распускаются два алых мака.

Будто те живые маки, над головами авиаторов алеет боевое знамя. Беспокойно трепещут на древке орденские ленты. Молодые воины, техники, летчики, не спуская глаз с полотнища, торжественно замерли в строю. Под этим стягом мы одержали немало побед. Сбили более 700 самолетов противника. В полку выросло 16 Героев Советского Союза. Первым нашим знаменосцем был командир первой эскадрильи. В тяжелые дни воздушных сражений я тоже командовал этой эскадрильей, и мне не раз выпадало счастье держать в руках это священное полотнище. Теперь его проносит тоже комэск первой – майор Борисов. Звучит команда:

– Смирно!

Подполковник Глумов рапортует о том, что личный состав части выстроен…

Все мои слова были бы пусты, бескрылы перед тем, что хотело выразить сердце в эти минуты.

– Под этим знаменем, овеянным славой победы, – говорит Глумов, – мы, наследники боевых традиций, заверяем ветеранов боев, что будем достойны их подвигов и величия дел народных…

Над головами проносится ракетоподобный истребитель. Я долго смотрю ему вслед, и мне кажется, что вот-вот услышу голос нашего фронтового командира первой эскадрильи Анатолия Соколова:

– Я – тридцатый. Иду в атаку!

«Воздушный бой длился минуты…»

9 февраля – день рождения военного летчика первого класса дважды Героя Советского Союза и нашего земляка Григория Андреевича Речкалова. Ему исполнилось 85 лет.

В годы Великой Отечественной войны бесстрашный летчик совершил 526 боевых вылетов, провел 122 воздушных боя, сбил 59 самолетов противника. По числу сбитых самолетов Г. Речкалов уступает только трижды Героям Советского Союза – А. Покрышкину и И. Кожедубу.

Предки Речкаловых пришли на Урал еще в XVII веке, поселились у речки – отсюда и фамилия пошла. Речку потом назвали Ницей. Основанная на месте первого поселения деревня позже несколько раз меняла свое название. Грибушко, так звали будущего героя в детстве, родился в селе Худяково, а памятник ему ставили уже в Зайково.

В 1930-х гг. семья переехала в Арамиль. Родители стали работать на местной мельнице. Григорий, закончив ФЗУ при Верх-Исетском заводе в г. Свердловске, вернулся домой. Пока учился в городе, начал заниматься в аэроклубе. Так и пошло – днем на аэродроме в Свердловске, ночью – дежурным электромонтером на мельнице в Арамили. Почти ежедневно приходилось преодолевать расстояние в тридцать километров, знакомые удивлялись – как только выдерживает нагрузку старенький велосипед.

Парень вырос в уважении к родителям и пронес это чувство через всю жизнь. Когда служил в Бессарабии, часто посылал домой посылки. И со смехом читал комментарии родных по поводу их содержимого. Так, отец писал: «Ром перепробовала вся деревня. Мать туфлями довольна – еще бы – замшевые да заграничные. Жаль, мне ботинки малы. Бабушка тоже не нарадуется присланной косынке. Спрятала ее в сундук. Все тебя вспоминали добрым словом».