Сергей Нечаев - Легендарные фаворитки. «Ночные королевы» Европы

— Ну что? Девочка?

Император, стоявший на коленях рядом с постелью, промычал:

— Н-нет!

Глаза императрицы сияли.

— Значит, мальчик?

Наполеон III, окончательно растерявшись, снова замотал головой:

— Нет.

Евгения не знала что и думать.

— Но тогда кто же?

Доктор Дюбуа поспешил вмешаться:

— Ваше Высочество, родился мальчик!

Императрица перебила его:

— Нет, девочка, просто вы хотите обмануть меня!

Доктор поднял новорожденного и предъявил присутствующим «неоспоримые доказательства принадлежности младенца к мужскому полу».

Все зааплодировали.

Тогда император, вдохновившись увиденным, вскочил и ринулся в зал, где томились придворные.

— Мальчик! Родился мальчик! — кричал он. Вне себя от радости, он бросался к попадавшимся ему навстречу людям и целовал их в обе щеки.

Их напуганный вид немного отрезвил его. Он смущенно пробормотал:

— Я не смогу расцеловать каждого. Но я благодарю всех за оказанное мне внимание.

И, утирая слезы, он вернулся в комнату императрицы.

Казалось, этой сценой и завершится буффонада. Но не тут-то было.

В четыре часа Ашилль Фульд, министр императорского двора, объявил, что закончил составление свидетельства о рождении принца. Он обернулся к первому наследному принцу Наполеону-Жозефу (сыну Жерома Бонапарта, известному, как «Плон-Плон») и поклонился ему.

Но тот был в крайне дурном расположении духа. До последнего момента он надеялся, что Евгения родит девочку. Появившийся на свет мальчик отнял у него право на наследование престола, навсегда лишил его возможности занять трон[18].

Надувшись, он отказался подписать составленный акт.

Ошеломленный месье Фульд настаивал, говоря, что подпись Его Светлости совершенно необходима. Но Его Светлость топал ногами и мотал головой:

— Нет!

А потом неожиданно для всех он вдруг рванул прочь из зала.

Эта нелепая сцена имела столь же экстравагантное продолжение. Ашилль Фульд, принц Мюрат, граф де Морни (единоутробный брат Наполеона III и председатель Законодательного собрания) и министр Пьер-Жюль Барош устремились за беглецом, крича:

— Ваше Сиятельство! Ваше Сиятельство! Подпишите!

Но тот, несмотря на свою полноту, сумел оторваться от преследователей. В конце концов запыхавшаяся компания ворвалась в небольшой зал, где дремала принцесса Матильда. Проснувшись от шума, она испуганно вытаращила глаза:

— Что здесь происходит?

Месье Фульд пояснил, старательно подбирая выражения, что Его Сиятельство отказывается подписать свидетельство о рождении наследного принца. Она пожала плечами:

— Не кажется ли вам, брат мой, что от того, подпишете вы эту бумагу или нет, в сущности, ничего не изменится? Родился наследник престола. И тут уж ничего не поделаешь.

Принц Наполеон-Жозеф взял из рук месье Фульда перо и тут же посадил огромную кляксу на протянутую ему бумагу.

Месье Фульду пришлось довольствоваться этой своеобразной подписью.

Император свободен!

А тем временем графиня ди Кастильоне ликовала, узнав о рождении наследника престола. Она считала, что теперь император будет свободен от забот, связанных с беременностью Евгении, и сможет уделять все время ей.

Самоуверенность Вирджинии отныне не знала границ.

Она появлялась во дворце в платьях со столь рискованным декольте, что однажды вечером полковник Гастон де Галлифе, разглядывая ее почти целиком обнаженную грудь, сказал:

— Ну, эти бунтовщицы порвут любую узду. Но берегитесь, графиня, пройдет совсем немного времени, и многим мужчинам покажется тесной их одежда!

В ответ на эту игривую реплику графиня улыбнулась. Она снисходительно относилась к самым фривольным шуткам. Например, известен такой случай. Как-то вечером у мадам де Пурталес итальянский агент во Франции Вимеркати протянул ей бонбоньерку, полную конфет, со словами:

— Графиня, нравится ли вам сосать?

— Сосать что? — залилась смехом Вирджиния.

Свидетели этой сцены, давно привыкшие к придворным двусмысленностям, были, тем не менее, сильно сконфужены.

Как-то утром Вирджиния проснулась в дурном настроении. Отбросив простыни из черного шелка, она встала, сняла ночную рубашку и, обнаженная, подошла к большому зеркалу. Она с любовью разглядывала свое тело, к которому мечтали прикоснуться все мужчины, бывавшие при дворе. Все было безупречно. На календаре было 9 мая. Ровно четыре месяца назад она впервые увидела императора, но его вожделение по-прежнему выражалось лишь особым блеском в глазах, а также тем, что он крутил ус и то и дело заливался краской. Ни разу он не пытался заманить ее в спальню. Более того: по отношению к ней он ни разу не позволил себе ни одного конкретного красноречивого жеста, который любая женщина приняла бы за большую честь…

Вирджиния, наслышанная о женолюбии Наполеона III, чувствовала себя задетой.

Что нужно было предпринять, чтобы преодолеть удивительную сдержанность императора? Вирджиния избрала самый простой путь — показать, что она наделена не только прекрасным лицом, но что все ее тело — лакомый кусочек, достойный внимания императора.

Не привыкшая к полумерам, графиня решила отправиться в Тюильри в платье, которое не стало бы скрывать все достоинства ее тела.

Это была довольно рискованная затея. Но она полностью удалась. Предоставим слово графу де Морни, ошеломленному свидетелю появления более чем легкомысленно одетой Вирджинии во дворце:

«Никогда не забуду тот костюмированный бал в Тюильри, на который графиня явилась полуобнаженной, как античная богиня. Это произвело фурор. Ее костюм изображал римлянку периода упадка империи: распущенные волосы густой пенной волной покрывали роскошные плечи, платье с длинным разрезом сбоку позволяло видеть ножку, обтянутую шелковым трико, и совершенный изгиб ступни, на ней были легкие сандалии, пальцы ног унизывали кольца. Граф Валевский шел впереди и раздвигал толпу. Графиня шла под руку с графом де Фламаренс, несмотря на свой возраст, сохранившим импозантность. Было около двух часов ночи, и императрица уже покинула бал. Поднялся неописуемый переполох. Графиню окружили, все старались протолкнуться поближе, чтобы получше рассмотреть ее костюм. Дамы, забыв об этикете, влезали на диванчики, чтобы увидеть все детали туалета, что же касается мужчин, то они стояли, словно загипнотизированные».

Если дамы забирались на диванчики, а мужчины находились на грани апоплексического удара, можно предположить, что император тоже не остался безучастным зрителем. Подняв лорнет к прищуренным глазам, он разглядывал все то, что раньше Вирджиния скрывала. Решение было принято.