Владимир Голяховский - Путь хирурга. Полвека в СССР

Я остановился в трехэтажном здании городской гостиницы, немного запущенной при советских порядках. Она стояла над рекой и невероятно отличалась от пудожской — в ней были все удобства, оставшиеся от времен финского капитализма. Рядом с гостиницей — офицерский клуб, в бывшем городском клубе-варьете. В нем — кинотеатр, ресторан и танцевальный зал. Все это было мне непривычно, то, чего мы никогда не видели во всей России.

Город был полон офицеров. При Сталине она готовилась для вхождения в Финляндию, но теперь намечалось улучшение отношений с Западом, и режим офицеров был более расслабленный — вот они и гуляли в клубах и ресторанах.

Я с любопытством бродил по улицам и набрел на городскую больницу — длинное двухэтажное кирпичное здание. Вот бы нам такую в Петрозаводске. В вестибюле я неожиданно встретил знакомого врача из Пудожа, того патологоанатома Эдуарда, который выручил меня протоколом вскрытия умершего лесоруба. Я помнил, что он любитель выпить, и мы пошли в ресторан. Осушая рюмку за рюмкой, он рассказывал:

— Понимаешь, мне так обрыдла та говенная дыра Пудож, что я был готов уехать куда угодно. И вдруг мне предложили место прозектора здесь. Так ведь это же — Европа! Здесь же люди другие. Финны, конечно, не такие дикари, как карелы и русские в Пудоже. А больница какая: у меня в прозекторской для вскрытий — мраморные столы. Я ничего подобного не видел. Ты еще заходи, я тебе много интересного покажу, о чем мы понятия не имели в нашей вшивой России.

На другой день я пошел в свой полк, в двух километрах от города. Сбоку от дороги — старое финское кладбище с красивыми памятниками и склепами из серого гранита, обросшими кустами и цветами. Я зашел в него полюбопытствовать — очень уж непохоже на унылые русские погосты с покосившимися деревянными крестами.

У пропускной полка, больших ворот с красным флагом, — солдат с автоматом, а внутри будки — сержант с красной повязкой на рукаве. Он направил меня в штаб к дежурному офицеру:

— Идите строго сбоку от «Аллеи боевой славы».

Аллея — посыпанная желтым песком широкая дорога с большими портретами маршалов, с патриотическими лозунгами и плакатами цитат из Ленина и Сталина. Такие аллеи обязательны во всех военных городках, и ходить по ним строго запрещали — они служили для пропаганды величия и непобедимости Советского Союза. Только четыре раза в году — в День Красной Армии, в день Первого мая, в День Победы и в День годовщины революции на аллее выстраивали личный состав полка. Он участвовал в Отечественной войне 1941–1945 годов, и это было предметом его гордости.

За двухэтажным деревянным штабом стояли в ряд открытые солнцу казармы солдат и бараки служб — снабжение, кухня и столовая для солдат, офицерская столовая. Командир полка и старшие офицеры с семьями жили в небольших деревянных домах на дальнем зеленом конце территории, за плацдармом и спортивными площадками.

В штабе дежурный капитан посмотрел мои документы:

— Так, лейтенант медицинской службы, врач. Докладывать о прибытии, как положено, вы, конечно, еще не умеете. Но пока вы не в военной форме и без погон, это прощается.

Меня направили в каптерку и выдали форму. Офицеры тогда носили гимнастерки со стоячим воротником и брюки-галифе, заправленные в сапоги. С выданной формой меня проводили в медчасть. Неожиданно очень мне обрадовался старший врач полка майор Брегвадзе, коротенький и полноватый грузин. Он воскликнул по-грузински:

— Гамарджоба, геноцвале! (Здравствуйте, дружище!) Наконец-то я смогу уехать в отпуск.

По положению я был младшим врачом, но в тот же день Брегвадзе стал передавать мне медчасть:

— Кроме вас есть еще один кадровый военный врач — старший лейтенант. Но он целыми ночами блядует, а потом днем отсыпается на работе. Ведь наш городок полон шикарными финскими блядями. Но вы его не трогайте — у него отец полковник, в штабе дивизии. Еще есть старый служака-фельдшер, капитан. Он абсолютно неграмотный, но прошел с полком всю войну, имеет награды и командование его ценит. И есть медсестра — жена одного из офицеров и солдат — шофер санитарной машины. Вот и вся команда.

Медчасть — это небольшой деревянный барак с двумя приемными комнатами и стационаром на десять коек для временно заболевших. Тяжело больных отправляли в городскую больницу, потому что военный госпиталь был далеко. Рядом — комната для меня. Я смотрел с унынием и разочарованием — после интенсивной работы в больницах все это казалось мне убогим и никчемным. Что я тут буду делать?

В первой половине каждого дня дел действительно было мало — солдаты занимались на полевых и политических учениях. Я ходил в солдатскую кухню подписывать пищевой рацион на день и снимать пробу. Второй доктор спал. Под вечер в медчасть заявлялось несколько солдат с разными жалобами. Первым их принимал фельдшер, если он считал нужным — звал меня. А второй доктор продолжал спать.

Большинство солдат были с Украины, по-русски говорили с акцентом. Ребята молодые и здоровые, они хотели получить освобождение от учений, поэтому выдумывали:

— Тай, голова трещит чтой-то, будто кто по ней гепнул…

— Тай, мозолю натер сапогом…

— Тай, вот брюхо пече да пече…

Особенно часто они жаловались на это «пече» и показывали на живот. Наверное, у многих были признаки начинающегося гастрита (воспаления желудка) от тяжелой солдатской пищи. Но этот диагноз никто им не ставил и освобождения не давал.

В смотровой комнате я увидел висящую на стене «кружку Эсмарха» — полуовальную стеклянную банку на три литра, с отходящей от нее резиновой трубкой. (Она служит для промывания желудка и названа в честь немецкого ученого, предложившего ее в XIX веке.) На кружке — бумага с крупными буквами «АНТИПЕЧЕ». Я спросил фельдшера:

— Что это за раствор такой?

— Да никакой не раствор. Я наливаю воду из-под крана, и которые жалуются, что у них «пече», даю им выпить стакан «антипече», — и с гордостью добавил, — это я придумал.

Это, конечно, было шарлатанство. Но как его остановить? — я только прибыл на короткое время, а он здесь работает уже пятнадцать лет. И кружка это висела еще до меня, никто ему ничего не говорил. Пока я раздумывал, случилось так, что у одного из солдат произошло прободение язвы желудка — когда в нем открывается отверстие прямо в полость живота. В этой ситуации надо срочно делать операцию, но неграмотный фельдшер вместо этого заставил его выпить воды «антипече». Вода прошла через язву в живот, солдат скрючился и упал от боли. Недоумевающий фельдшер позвал меня:

— Вот, дал ему два стакана «антипече», а он — с катушек. Черт знает, что за люди — ведь вода же простая.